Алексей Жидков - Война за мир

Тела убитых товарищей сложили у экранов наблюдения. Оплакивать их не было ни времени, ни сил. Да и все прекрасно знали, что очень скоро присоединятся к ним. Оставшиеся в живых расположились вдоль шестиметровой баррикады на входе в помещение. Сил стоять на ногах уже ни у кого не было. Обороняющиеся либо сидели, облокотившись на свои укрепления, либо лежали, пытаясь сохранить силы до нападения.

Но обороняться было не от кого, атаковать их никто даже не собрался. Очевидно, предприимчивые захватчики решили просто выждать, пока их неудачливые бунтари просто не помрут от голода и отравления организма.

И эта тактика работала. Несколько человек уже лежало без сознания, кто-то бредил, бормоча что-то нечленораздельное.

— Илья, Агафон и Влад мертвы, — доложил с трудом подошедший к Бернару боец. Вернуться на свою позицию у него не было сил, и он тут же сел отдохнуть, опершись на баррикаду.

— Они были курьерами, — сказала Василиса, — больше всех потратили сил — поэтому они первые. Но другим недолго осталось ждать. Наш бунт окончен. Мы все же умрем не в бою…

— Не скажи, — с трудом выговаривая слова, перебил ее Бернар. — Это и есть бой. Мы уничтожили противника, мы нанесли врагу материальный ущерб и самое главное мы безвозвратно уничтожили трехлетний материал исследований. Это спутает им карты. Мы сделали свое дело, свой бой мы выиграли. Если кто-нибудь подхватит наше начинание, то человечество обязательно выживет — я верю в это, как и в то, что наши дети будут жить, и не будут служить этим гадам — не будут никому служить — только себе, только человечеству.

— Но ведь они такие маленькие, — слезы навернулись на глазах Василисы. — Как они смогут этому противостоять? Как они будут жить без нас? В этом… в этом… в этом кошмаре. Что с ними будет? В кого их превратят?

— Мы правильно их воспитали, — успокаивал жену Бернар, слова давались все труднее и труднее — язык опух, во рту пересохло, перед глазами уже опускалась пелена. — Они смогут все вытерпеть, у них получится все преодолеть. Они сильные — гораздо сильнее нас, даже сейчас. А когда они вырастут, они закончат наше дело и… — Бернар закашлялся не в силах больше сказать ни слова.

— Сейчас, подожди, — сказала ему Василиса, поднося ко рту флягу с водой. — Попей, — но фляга оказалась пуста, не было воды даже смочить губы.

— Сергей, принеси воды, — попросила Василиса, рядом сидящего бойца. Но ответа не последовало. Боец сидел неподвижно, опрокинув голову на грудь.

Василиса протянула руку и коснулась его шеи — пульса не было. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что вокруг не осталось никого в сознании, а может быть уже и в живых.

Нашарив рукой флягу с водой у погибшего бойца, Василиса смочила губы мужу. Но он не реагировал. Она сбрызнула ему лицо водой, но реакции также не было. Превозмогая свои страхи, она нерешительно коснулась сонной артерии — пульс был очень редким, а паузы с каждым разом все больше и больше. Ее надежда и опора, ее лидер, любовь всей жизни умирал, лежа на ее коленях. Она склонилась и коснулась его губ своими. Сердце билось все медленнее и медленнее, пока не прекратило свой ход, навсегда остановившись.

Не чуя больше содрогание кровеносной жилки под своими пальцами, Василиса горько расплакалась. И не было рядом никого и ничего, что могло бы помочь ее горю. Вокруг простиралась только мертвая тишина. Бойцы, вышедшие на последнюю битву, покидали ее. Они умирали, но не сдавались. Никто не жалел о содеянном. Жалеть можно было только о том, что мало врагов прихватили с собой на тот свет. Только злость и решительность сопровождала людей в последний путь. Страху не осталось места. И даже слезы являлись символом их упорства и смелости. Они шли в бой, зная, что не смогут выжить в нем. Глупцы — скажете вы, нет — они герои. И когда слезы непослушно катились по щекам, оставалась вера — все будет хорошо. Враг уже побежден, только он об этом еще не знает. Он уже побежден, потому что люди не сдались. А если мы не сдались, то и проиграть мы не можем.

Понять текут слезы еще или уже нет, было невозможно. Тело отказывалось слушаться, мутная пелена застилала глаза. Вокруг лежали погибшие товарищи, стояло их последнее укрепление. Но все это тонуло под наступающими волнами забвения. Мир изменял и терял свои очертания. Вот даже мерещится, как будто кто-то идет к ней. Нет не враг, кто-то маленький — кажется это ребенок. Но сил открыть глаза нет — они смыкаются под тяжестью суровой жизни, и тьма принимает в свои объятья — под свое теплое, уютное покрывало…

— Сестра, мне страшно. Что со мной будет? Я умру, также, как и Сара? — Ангелина плакала, лежа на коленях Марии. Она была самой младшей сестрой. По старому календарю родителей ей совсем недавно исполнилось девять лет.

Хозяева не любили, когда сестры упоминали про свой календарь и дни рождения. Каждый раз, как замечали их упоминание, они наказывали виновных. Но Старшая, несмотря на все наказания, вела строгий отчет возраста каждой сестры. Именно благодаря ей все оставшиеся в живых двести тринадцать сестер знали, когда у них дни рождения и сколько им лет. Также Старшая заставляла всех помнить свои детские имена и имена своих родителей. Вот только сама она своего детского имени уже не помнила. На ней на первой попробовали сыворотку тумана, которая частично уничтожала память. Память, за которую держались сестры. Память, которая лежала в основе их сопротивления. Только память не давала им стать жалкими марионетками в руках хозяев. Хозяев, которые были их врагами. Хозяев, которые истребили их родителей и братьев.

Сыворотка тумана заставила Старшую забыть свое детское имя. Но она взяла себе новое. Она была самой старшой из сестер, и теперь все ее звали просто — Старшая. Новое имя также позволило сопротивляться и сохранило так необходимую память. Сыворотка не сработала, как того хотели хозяева, и Старшая так и осталась, единственной сестрой на ком ее применили.

Несмотря на то, что она забыла свое имя, она отлично помнила своих родителей, и все то, чему они ее учили. Она прекрасно помнила, что хозяева — враги. А кроме хозяев есть еще грозный враг, который заставил всю ее расу покинуть свой дом. Враги сильны, а союзников почти не осталось. Полагаться не на кого. Остается надеяться только на себя.

Но враг не всемогущ. Его можно сломить, обмануть, победить. Родители почти доказали это своим примером, когда подняли восстание.

Им было нечего терять, они умирали. Их тела были слабы и не могли перенести опыты хозяев. Но они не сдались. Не стали тихо дожидаться смерти. Они восстали. Восстали ради будущего своих детей. И у них почти получилось.