Виктор Евдокимов - Грубиян Валахов

Асакян был парень молодой, по-южному порывистый и красивый. Он горячился, блестел белками глаз, брызгал слюной и неумело, по-дилетантски, ругался.

Валахов, спокойный и огромный, в шикарном черном костюме, с вузовским значком и с медалью «За трудовую доблесть» на лацкане пиджака, — такой торжественный и нарядный Валахов невозмутимо рассматривал Асакяна и для чего-то курил толстую сигару.

Вообще-то Асакян понравился ему, но тот не выбирал выражений, и Валахов с грустью подумал: «Жаль, но придется не церемониться с ним».

— Где твои бандиты?! — невежливым тоном спросил Асакян.

— Собственно, кого вы имеете в виду? Вы, видимо, обращаетесь не по адресу. Не знаю, как у вас, но здесь живут и работают строители, покорители пустыни, — ребята, которым поручено одно из главных дел нашего поколения. И они это дело делают, как и положено на переднем крае, геройски и самоотверженно… Вы что — имеете в виду этих героев? — поинтересовался Валахов.

Асакян призадумался. А Потоцкий заулыбался, и нетрудно было понять, что оба они растерялись. «Догадались, что совать нам в рот палец надо по крайней мере умело», — так самодовольно подумал Валахов.

— Эти, которые украли мою бетономешалку, — заикаясь от негодования, сказал Асакян.

— Среди моих знакомых, уважаемый гражданин Асакян, воров нет, жуликов и взяточников — тоже! — сказал Валахов, почему-то взглянув только на одного Потоцкого. Но Потоцкому и Асакяну стало ясно, кого он имеет в виду и на что он намекает.

— Я, впрочем, могу объяснить где следует, в чем тут дело… Вы уже видели нашу узеньскую бетономешалку?

— Видели, — кивнули Асакян и Потоцкий.

— Вот на нее накладная. — Валахов положил на стол накладную. — Обратите внимание на номер, проставленный в документе.

Они, чтобы обратить внимание на номер, согнулись над столом, а он сидел и покачивался на задних ножках стула, и это при его весе было опасным делом.

— Какие документы на данную бетономешалку имеете вы? — сквозь сигарный дым спросил он.

Потоцкий протянул Валахову записку Асакяна с просьбой дать во временное пользование нефтяникам бетономешалку. На этой бумажке стояла виза Карпенко: «Не возражаю при наличии возможности».

— Так, — сказал Валахов, прочитав эту записку. — От нее пахнет аферой, очковтирательством и взяткой. Вот что, уважаемые дамы и господа, я могу сказать вам пока лишь частным порядком.

— Валахов! — как на самодеятельной сцене, стукнул себя в грудь Потоцкий. — Нужно помочь Асакяну!

И по тому, как порывисто он это сделал, Валахов понял, что взятку Потоцкий уже получил чистогацом. «Это уж точно, — подумал он. — В грудь стучит, благодетель какой нашелся!»

— Нужно? — спросил он. — Что ж, отдайте приказ демонтировать нашу бетономешалку и подарите ее на вечную память благодарному Асакяну. А мы загорать будем. Мы ведь за этим сюда и приехали? Не правда ли?

Говорить вроде было больше не о чем, и Асакян правильно сделал, что ушел из прорабской.

Валахов услыхал, как за окном заскрежетал стартер его машины.

— Хорошенькие дела творятся на белом свете и в хорошеньких положениях оказываемся мы, когда в дело замешаны подонки, — сказал Валахов Потоцкому.

Потоцкий сразу же подскочил к его столу, но Валахов насторожился и перестал покачиваться на ножках стула.

— Мои неудачи — из-за тебя! — брызгая слюной в лицо Валахову, зашептал он. — Ты из-за Нины не можешь мне простить ничего!

— Да, я ничего не могу простить тебе, — согласился Валахов. И ему захотелось рассказать Потоцкому, поскольку тот первым назвал имя этой женщины, как он, Валахов, спал с нею и как она шептала ему: «Ты мой? Только мой?!» — и в этом ее шепоте было слишком много уверенности. А так — ничего, все искренне и нормально.

Ничего такого Валахов не сказал ему. Начал опять Потоцкий:

— Она тебя, Андрей, иногда вспоминает — не с восторгом, конечно.

— Пожалуйста, не называй меня Андреем, — угрюмо попросил Валахов.

— Ты не знаешь, какая она…

— Я ее знаю больше, чем мне бы хотелось, — как бы вскользь, очень тихо сказал Валахов и выбросил давно потухший окурок сигары в открытое окно прорабки.

— Я хотел сказать, какая она нежная.

Валахов грохнул по столу кулаком и вскочил на ноги. И когда Потоцкий близко-близко увидел красное и разъяренное лицо его, то попятился к двери.

— Не мешайте работать, милостивый государь, — идя вслед за Потоцким, хрипел Валахов. — Умоляю, только не мешайте работать!

Немного придя в себя, он снял свой шикарный костюм, умылся и вместе с ребятами Сереги Попружного до темноты работал на кладке стен узеньской школы.

Узень, первое дело его жизни, — кирпич на кирпич — поднималась над раскаленной пустыней.