Евгений Красницкий - Не по чину

— А ну!!! Всем молча…

Какой позор! На ударном «а» в слове «молчать», подростковые голосовые связки устроили своему хозяину гнусную подлянку, и господин сотник «дал петуха», сорвавшись чуть ли не на дискант. Тут же захотелось кого-нибудь убить или застрелиться самому, спасибо, урядники выручили — мгновенно отрепетовали команду, да столь дружно и грозно, что даже один дитенок заткнулся, не говоря уже о взрослых.

Возникшей паузой раньше Мишки воспользовалась княгиня. Обернувшись к все еще топчущемуся около нее Дмитрию, она рявкнула прямо-таки фельдфебельским тоном:

— Вы кто такие?!

Старшина Младшей стражи вместо ответа зачем-то принялся стягивать с головы шлем, а Мишка, с какой-то отстраненной безнадежностью, ощутил, что всеобщее сумасшествие продолжает усугубляться — вопрос княгиня задала по-польски.

— Т-туровские мы, матушка княгиня… — пробормотал Дмитрий, избавившись от шлема. [2] В те времена все славяне вполне понимали друг друга без переводчика — диалекты разных племен еще не разошлись так далеко, как сейчас.

— Так вас Вячеслав прислал? — продолжила допрос Агафья.

— Н-нет… мы сами…

« Совсем растерялся Митька, нет привычки к бабьим наездам, да и с живой княгиней впервые в жизни общается …»

— Слушай мою команду! — осторожно подал голос Мишка, получилось сипловато и неубедительно. — Поручик Артемий!

— Здесь, господин сотник!

— Проверить дом!

— Слушаюсь господин сотник!

— Старшина Дмит…

— Пан Лис!!! — неожиданно взвыла повисшая на Мишке девица. — Там раненые в доме!!! Не вели убива-а-ать!!!

«Стокгольмский синдром» [3] Стокгольмский синдром — парадоксальное возникновение у заложников симпатии, привязанности к захватившим их террористам. Впервые описан после захвата заложников в 1973 г. … только этого нам еще не хватало! Стоп! Она сказала «пан Лис»? Да что ж тут творится-то?»

Это было последней каплей, Мишка, наконец прорвало:

— Митька!!! В бога, душу, гроб, мать ети… Пр-рекратить бардак!!! Баб убр-рать!!! Детей с ними… куда хочешь…

— Слушаюсь, господин сотник!!! — Дмитрий отозвался не то чтобы с облегчением, а прямо-таки с ликованием — наконец-то есть четкая команда, и понятно, что нужно делать. — Козлодуи! Совсем службу забыли? Ослы Иерихонские!!! Я вас сейчас за тайные места потрогаю! Так потрогаю!.. — Дмитрий не командовал — пел! Самозабвенно и восторженно. — Урядник Андрей!

— Здесь, господин старшина!

— Первая пятерка, вязать татей! Второй пятерке… повязанных татей стаскивать вон туда, а убитых туда! После проверки дома всех баб и детей внутрь!

— Слушаюсь, господин старшина!

— Урядник Яков! — подхватил почти таким же тоном Мишка. — Где этот гребаный Яшка? Ко мне, немедленно!

— Здесь я, господин сотник!

— Одного человека на дерево, следить за рекой! — Мишка легко, не задумываясь, смахнул с себя «то ли княжну, то ли не княжну» — няньки на девицу даже не оглянулись. Да какая, к хренам, куртуазность в этом бедламе?

— Так уже, господин сотник. Сидят двое, смотрят.

— Лекаря Матвея сюда, где он пропадает, так его растак, сам за лесом не забывай следить, их дозорные же где-то там схоронились!

— Слушаюсь, господин сотник!

Ох, как сразу полегчало на душе! Общее движение перед домом приняло некую целенаправленность и даже упорядоченность, команды урядников легко забили детские писки и женские… всякие звуки, все стало понятно и предсказуемо. Мишка впервые в жизни, как говорится, всем нутром ощутил, сколь милее мужскому сердцу четкий воинский порядок по сравнению со штатской бестолковостью. Просто праздник какой-то!

Увы, праздник был недолог. По правде сказать, так и вовсе до обидного краток. Длился он ровно столько времени, сколько понадобилось княгине Агафье, чтобы подозвать к себе одну из нянек, сдать ей с рук на руки младшего ребенка, отцепить от подола и передать под надзор той же няньке старшего, упереть руки в бока, обвести окружающих грозным взглядом и…

И началось! Младшая дружина Погорынского войска во главе с сотником, старшиной и урядниками узнала о себе много нового и, отчасти, совершенно неожиданного, даже парадоксального. И то, что распоследние дураки чуть не перестреляли детей, и то, что князь Вячеслав не придумал ничего лучше, как прислать каких-то сопляков безмозглых, и что «нехрен было ляхами притворяться, коли вы туровские» (Мишка от такого чуть не сел), и то, что всем «спасителям сраным» надо уши оборвать и задницы перепороть… Много, в общем, всякого.

Матушку-княгиню несло, как впрочем, и любую бабу, разряжающую напряжение пережитого стресса на окружающих. Будь, конечно, она послабее характером, сидела бы сейчас на земле, умываясь слезами или в полном отупении, неспособная подняться на разом ослабевшие ноги… Но Агафья, надо понимать, была не из слабых — мономахова кровь. Голос ее наверняка был слышен аж на другом берегу реки, а проскальзывавшие в нем визгливо-истеричные ноты вполне компенсировались гармонично включаемыми в монолог вставками «непереводимой игры слов с использованием местных идиоматических выражений» — покрутилась, видать, Агафьюшка в юные годы возле конюшен и дружинной избы.

Как-то так складывалась у княгини логика выступления, что не воины ее из полона спасли, а дрянные мальчишки, не спросившись у мамки, усвистали гулять, стырили где-то оружие, да и набезобразничали так, что в приличной семье их за такое не только розгами поучили бы, а и всем, что под руку подвернулось.

Вокруг Агафьи очень быстро образовалось пустое пространство: отроки явно боялись приближаться к грозной бабе, и княгиня, не прерывая монолога, принялась оглядываться, похоже, выбирая персональный объект атаки. То ли для того, чтобы избавить ребят от ее наезда, то ли, желая смыться подальше от девицы, снова заскулившей «Пан Лис…» и норовящей ухватиться за своего спасителя (он и сам не понял), Мишка двинулся к Агафье.

Простейшим, но действенным, средством для женщин, пребывающих в таком состоянии, является добротная оплеуха. Потом можно дать чего-нибудь попить — кому-то хватает и обычной воды, а кому-то требуется и чего-то покрепче… Лупить княгиню на глазах у всех было нельзя, «чего-то покрепче» тоже под рукой не имелось, и Мишка пошел другим путем. Подскочил сзади и ударил разошедшуюся бабу под коленки. Агафья, уже перешедшая к риторическим вопросам типа: «кто здесь старший?», «да есть ли тут хоть один зрелый муж?», и вообще «вы о чем думали, недоноски?», от неожиданности ахнула и, прервавшись на полуслове, села на пятки. Мишка нагнулся над ней, словно желая помочь, и одной рукой придавил, не давая подняться, а локтем другой, очень постаравшись, чтобы со стороны было незаметно, двинул по затылку.