Александр Семенович Драбкин, Юрий Владимирович Шапошников - Тайна Железного Самосона

Александру не нравилось, что вмешиваются в его дела, но он решил уступить хозяину.

Вскоре были готовы афиши. Для дебюта решено было переехать в Оренбург. Там Засса ждал триумф.

Вопреки опасениям Хойцева, народ в цирк шел. Шел смотреть удивительного силача, делающего невероятные вещи. Шура выступал дважды в день, тренировался по утрам, уставал зверски, но был счастлив.

Недолго задержавшись в Оренбурге, труппа Хойцева отправилась в турне по российским городам. Всюду успех был полным. Слава о знаменитом силаче бежала, как говорил Хойцев, впереди паровоза. Одно огорчало Шуру: ушли из труппы старые друзья – борцы Чая Янош, Сердюк, Сергей Николаевский. «Мы тебе теперь не нужны, – сказал на прощание Сергей, с преувеличенной живостью хлопая Шуру по плечу. – Ты теперь самый сильный. Держись, малыш, держись настоящей работы. Авось увидимся».

Так они и ушли из жизни Шуры, прикрыв шуткой горечь разлуки. А его манили новые дали. Однажды попал он в город Саранск. Хойцев раскинул цирк на том месте, где Шурка впервые увидел цирковое представление. Ожили воспоминания детства – Ваня Пуд, Кучкин и волшебство первого представления. Он надеялся встретиться здесь с отцом и старыми друзьями.

Они пришли. Пришли все – мать с отцом, братья, сестры, еще больше похудевший Клим Иванович и старый Григорий. Они высыпали из брички в то самое время, когда Хойцев укреплял прощальную афишу.

«Во вторник, 3 сентября, прощальная гастроль известного безконкурентного атлета и борца – А. Засса, – вслух читал Клим Иванович. – Чтобы показать удивительную выносливость и силу своих мускулов, господин Засс увеличит в 2 раза, как толщину цепей, так и железа.

Сегодня господин Засс будет пробивать гвоздем две доски одним ударом кулака.

Из толстого железа завяжет галстук.

Цепи, выдерживающие до 50 пудов, будет рвать, вставши на один конец ногой, а также напором мускулов груди.

Господин Засс предлагает денежную премию и отдает все свои жетоны, если 10 человек будут в состоянии разорвать его цепь.

Сегодня, во вторник, господин Засс будет разбивать кулаком цепь.

Одной рукой поднимет трех человек.

В заключение – «чертова кузница», или удивительная выносливость спинных мускулов.

Господин Засс просит до начала сеанса осмотреть как цепи, так и железо, чтобы убедиться, что никакой подделки не существует».

Мать плакала, слушая о муках, которые предстоит вытерпеть ее сыну. Остальные ее успокаивали. Дядя Гриша особенно напирал на то, что Шурка-то теперь знаменитым артистом стал.

Они сидели в первом ряду. Александр видел их напряженные, внимательные лица. Лежа на гвоздях, он слышал, как вскрикнула мать, когда двое здоровенных парней начали разбивать молотами камень у него на груди. Ему очень хотелось встать, успокоить ее, но нельзя: «Чертова кузница» – самый сенсационный номер.

Потом, в ресторане, Клим Иванович настойчиво расспрашивал его о тренировке, отец сосредоточенно пил водку, часто чокаясь с Григорием, а мать гладила по руке своего меньшого и уговаривала: «Поедем с нами в деревню, Шура, поедем, хоть ненадолго, на недельку?!»

Домой он не поехал – боялся, что забросит тренировки. И жалел потом об этом всю жизнь.

В гастрольной поездке догнала его повестка, приказывающая явиться на военную службу. Александр Засс, цирковой актер, поехал в Вильно, откуда был родом. Там забрили ему лоб и послали на персидскую границу в 12-й туркестанский полк.

Страшно тосковал Шура без цирка. Если бы не лошади, к которым его приставили конюхом, сбежал бы, наверное. «Сбежал бы и попал как раз под трибунал за дезертирство», – рассуждал он потом, когда туркестанский полк погрузили в вагоны и повезли на запад.

На западе Александра ждала мировая война.

– Кто хочет служить в Виндавском кавалерийском полку, кто не боится дерзких рейдов в тыл врага – два шага вперед! – выкрикнул поручик.

Строй замер. Несколько добровольцев шагнули вперед. Среди них был и Александр Засс.

Окопная жизнь осточертела Шуре хуже гороховой каши, которой потчевал солдат интендант. И когда появилась возможность эту жизнь изменить, да еще попасть в кавалерию, Шура с радостью сделал два шага вперед.

Виндавский полк был особенным подразделением. Его бросали на самые «темные» участки австрийского фронта, чтобы выяснить, какими силами располагает противник. Случалось, что уходили виндавцы в тыл врага на несколько десятков километров и громили вторые его эшелоны. Бывало, что встречала их на передовых позициях гибельная картечь. Дорогой ценой добывались те стрелки и цифры, которыми испещряли штабные офицеры свои карты после каждого рейда виндавцев.

Александру такая отчаянная жизнь нравилась. Нравился ему и буланый, с белой звездой на лбу жеребец Мальчик. Отличный был конь, выносливый, смелый, быстрый. Но ударила его однажды в переднюю ногу австрийская пуля. Упал Мальчик, заржал жалобно. Вот они, свои окопы, рядом, да не допрыгнешь. Лежит Шура рядом с конем на нейтральной полосе и не знает, что делать.

Товарищи проскакали мимо, скрылись в березовой роще – теперь их не достанут. А что придумать рядовому Зассу? Ползти к окопам, бросить тут коня? Жалко. Смотрит Мальчик прямо человеческими глазами и как бы просит: не бросай на гибель. Остаться – сам пропадешь…

И все-таки Александр остался. Притворившись мертвым, дождался ночи. Потом взвалил Мальчика на плечи и пошел к своему окопу. Солдаты, что дозорную службу несли, побросали ружья и начали неистово креститься, увидев, как из темноты возник вдруг человек с лошадью на плечах.

Выходил Шура Мальчика. Конечно, для боевой атаки конь уже не был пригоден. Но в упряжке санитарного фургона службу свою исполнял. Рядовому Зассу дали нового коня – гнедого Бурана.

Долго еще фронтовые офицеры ездили во второй эскадрон Виндавского полка посмотреть на солдата, вынесшего с поля боя раненого коня. Долго еще легенды о силе и мужестве Александра Засса ходили по солдатским окопам.

Но не спасла слава Шуру. Во время боя разорвался рядом с ним фугас, упал наземь Буран, в бок ему уткнулся хозяин, единственно что запомнив – жгучую боль в ногах.

Очнулся он в незнакомой, полутемной комнате. Голова пылала. «Пи-и-ть», – с трудом протянул Шура. Какой-то однорукий, в сером больничном халате появился у плеча и поднес к его губам жестяную кружку.

– Где я? – спросил Шура, сделав несколько трудных глотков.

В плену, в госпитале, – ответил однорукий. И без перехода добавил: – Сейчас тебе ноги будут резать.

– Как – резать? – Шура резко дернулся и застонал от пронзительной, жгучей боли.

– Так и резать – чего с нашим братом церемониться. Раз – и в корзину, – ответил однорукий, показывая на свой пустой рукав.