Павел Дартс - Крысиная башня-2

Рассовал ТТшники по кабурам, наган тоже не забыл.

— Подумаю!.. — буркнул я, вылазя из шатра уже полностью экипированный, и вытаскивая за собой клетку с Крысом. Чтоб не думал, что всё просто так: выбор, типа, без выбора. Ага, имел я ввиду эти расклады!..

Пошли на кухню, где «первая смена» уже покушала, и место за «котацу» освободилось.

«Котацу» — это ещё одно нововведение батино, надо сказать, довольно удачное в этой проклятой холодрыге. Где-то он про это прочитал. У япошек, кажись, такое принято было; на Окинаве; где зимы суровые местами, а до постройки нормальных изб, как в Сибири, косорылые не дотумкали.

Так-то всё очевидно: под обеденный стол ставится жаровня с углями, желательно из толстого металла, массивная, с крышкой же, чтобы столешница не прогорела; сверху стола — плотная скатерть до пола. Садишься за стол — ноги под скатерть; от жаровни ногам тепло!

Япохи такие специально изготавливали; а у нас в такой роли корпус двигателя без содержимого, с крышкой от него же. Удобно — массивный. Пеоны его и притаскивали из соседней комнаты, где в нём прогорал костёр для нагрева «в чёрную».

Скорей бы нормальную печь восстановили — задолбало: ногам тепло, а нос и руки мёрзнут! Ну, хоть так…

Но дилемма, оставаться в Башне пасти пеонов или ехать с Толяном на кладбище в слабой надежде сыграть с Жэкой в МайнКравт, если Спец будет чем-нибудь занят и не припашет, разрешилась сама собой: завтрак уже заканчивался, и я склонялся к тому, чтобы ехать, когда прибыл переговорщик — хотя до этого, вроде бы, договаривались на завтра.

Толян, как увидел его джип во дворе, аж перекосился — он этого парня не переваривал. Ну как парня — тому лет сорок, просто выглядит и одевается моложаво. Не бушлат — модная (в прошлом) утеплённая цветная куртка, шапка из чего-то мохнатого, цветной же «пидорский» шарф. Зовут Пагар — это фамилия, имя — Константин. Но Толян, а за ним и мы, так и звали его: Пагар. Как бы устанавливая дистанцию: мы тебе тут нах не друзья, по имени тебя звать не будем; по имени-отчеству — тем более, уровнем не вышел.

Он тоже, так сказать, отвечал взаимностью; и нас, видно было, презирал.

Даже не особо это скрывал; в отличии от того же бывшего переговорщика, «еврея-цыгана-конокрада», которого я взял в плен во время мочилова в Башне, и который сейчас у нас был «в узилище», как выразился батя, и которого мы всё никак не могли продать.

Звали того «цыгана» Рамиль Хусаинов; мы через его посредничество раньше вполне успешно сменяли и Иванова, и Кольку; пока эта паскуда не навёл на нас тех «флибустьеров», большую часть которых я и истребил тогда — пользуясь, само собой, «сюрпризами» и продуманной системой обороны внутри нашего «муравейника». Этот урод, которого мы иначе как Цыганом, хотя он был татарин, не называли, — вот он был очень ласковым. Без мыла в жопу мог влезть, гад. Уж так всё старался «отношения строить»; одно его «вы ж меня, надеюсь, понимаете?.». чего стоило, прилипло как банный лист к заднице. Ну и мы к нему неплохо в общем относились — когда контачили «чисто по бизнесу». Ну а теперь, конечно, всякие «хорошие отношения» кончились — относились к нему хуже, наверное, чем к покойной команде под предводительством Ибрагима-Бруцеллёза, и трендюлей он огребал только в путь!

Работник этот падла был никакой… И вообще слизняк. В первый же день «плена», практически без насилия, этот конокрад-цыган «раскололся по самую жопу», как выразился Толян. Вообще без насилия. По всем своим делам. А Толян всего-то провёл его по лестничным маршам Башни, обильно ухрюканной кровищей его подельничков; и в каждый изуродованный труп носом ткнул, включая ихнего Старшего. И ещё сказал, что когда за телами приедут — а родственники обещались уже, — отдаст его им, «с сопроводиловкой» что это из-за него всё. Из-за его наводки такой качественной. Это очень подействовало, очень! И тот выложил всё: и когда и как он задумал нас нахлобучить; и как наблюдателя нанял в соседнем доме, — незадорого, за банку сгухи и пачку макарон или крупы в день; и какие дела у него были с «флибустьерами»; и вообще — кто он такой, чем жил, где учился-крестился; сдал пару своих нычек в городе и всё такое. Падла, ни дня в жизни не работал — всё маклерствовал, всю жизнь, биржевик херов… «Вы меня, надеюсь, понимаете?.. Я ясно выражаюсь?.». Очень он боялся к родственникам подведённой под молотки команды попасть. Им бы было что ему сказать, и показать…

«Под молотки» — это, кстати, батино выражение; каких-то лохматых бандитских ещё времён; какие нах «молотки», когда я пострелял их всех, или взорвал.

Хотя по идее Цыган должен бы быть весьма состоятельным перцем по нашим временам — и по роду деятельности; и по составу ништяков в нычках, которые батя с Толяном сняли в тот же день; и по тому, что при тщательном личном обыске в его одежде (а раздеться его Толян заставил донага; для качественного шмона и, как он выразился, «для усугубления понимания обстановки, что прежняя жизнь кончилася!») нашли немало ценного. Один бумажник со стопкой самых крупных по номиналу кредиток МувскРыбы, которые последнее время стали почти официальной валютой города, чего стоил.

А была ещё и целая вязанка разномастных обручальных колец в потайном кармане бушлата; и десяток явно брюликов, прозрачных и цветных маленьких камушков, в полиэтиленовой колбаске зашитых в шов брюк. Гад был явно хитро… эээ… выделанный; готовый «к смене обстановки», — но, конечно, явно не к такой, которая пришлась на его долю.

Кстати, эти «камушки» сейчас было некуда пристроить — ювелиры и ювелирные конторки кончились как явление; так что это было ни о чём — никому не надо, даже даром, кто ж сейчас отличит феанит от брильянта? А вот золотая ювелирка, особенно самые простые обручальные кольца с пробой, брали только в путь. Те, кто выжил после эпидемии, понятно. Как говорит батя «- Везде, где есть люди, существуют товарно-денежные отношения; а где торговля — там должен быть эквивалент мат-ценностям!»

Вот самые простые кольца и шли как «эквивалент». И ещё «лещи». И патроны. Гранаты, особенно «хаттабки» — маленькие такие самоделки из выстрелов к подствольным гранатомётам и АГС-у, из ВОГов. Откуда-то их дохрена в городе взялось — где-то склад недобитый, видать, раскурочили. Сейчас все, кому не лень, и у кого они есть конечно, делали из них, из выстрелов, самодельные гранаты — но не у всех были запалы. «Хаттабка» с нормальным, гранатным запалом стоила в два раза дороже чем с самоделковым, сколько бы продавец не клялся, что «рванёт, я жизнью отвечаю!!» Рванёт в руках — кто спрашивать станет?.. Ну, у нас самоделки были только батины; из тех, что остались после мочилова.