Агата Кристи - Детективные романы и повести

— Но, милая девушка…

— Подождите, мсье Пуаро. Вы не все еще знаете. Есть одна важная деталь.

— Да?

— Моя мать не виновна.

Эркюль Пуаро потер переносицу.

— Ну, естественно… Я вас понимаю…

— Нет, — перебила его Карла, — во мне говорит не просто чувство дочери. Есть письмо. Умирая, моя мать оставила для меня письмо. Чтобы его передали, когда мне исполнится двадцать один год. В нем написано, что она убийства не совершала, что она не виновна и что я должна быть всегда твердо уверенной в этом.

Эркюль Пуаро задумчиво смотрел на взволнованное молодое лицо, на искренние серые глаза.

— И тем не менее… — медленно произнес он.

Карла улыбнулась.

— Нет, моя мать была не такой. Вы полагаете, что это ложь, сентиментальная ложь… Послушайте, мсье Пуаро, — она заговорила серьезно и убедительно, — есть вещи, в которых дети не ошибаются. Я помню свою мать — только отрывки воспоминаний, конечно, — но я прекрасно помню, что она была за человек. Она никогда не лгала. Если мне должно было быть больно, она так и предупреждала, что будет больно — и про-занозы, и про зубного врача, и про все остальное. Она всегда говорила правду. Мне помнится, я даже не слишком любила ее, но я ей верила. И продолжаю верить. Если она говорит, что не убивала моего отца, значит — не убивала. Она была не из тех, кто перед смертью пишет заведомую ложь.

Эркюль Пуаро кивнул медленно и неохотно.

— Я, конечно, могу выйти замуж за Джона, — продолжала Карла. — Я-то знаю, что все в порядке. Но он этого не знает. Это надо будет доказать. И вы докажете.

— Даже если это и правда, мадемуазель, — медленно проговорил Пуаро, — прошло шестнадцать лет!

— Конечно, будет очень трудно. И никто, кроме вас, не сможет этого сделать.

Глаза Эркюля Пуаро улыбнулись.

— Вы даете мне пальму первенства?

— Я слышала о вас, — сказала Карла, — слышала, какие дела вы вели и как вы их вели. Вас интересует в первую очередь психологическая сторона, да? А на нее как раз время и не повлияло. Исчезли осязаемые предметы: окурки, следы ног, смятая трава. Их, конечно, найти уже нельзя. Но вы можете пересмотреть все мелкие факты дела, можете поговорить с людьми, которые были там в то время, — они все еще живы. А потом… вы сядете в кресло, как вы говорите, и будете думать. И вы безошибочно установите, как все произошло.

Эркюль Пуаро встал и погладил усы.

— Благодарю вас за честь, мадемуазель. Я постараюсь оправдать ваше доверие. Я займусь вашим делом и выясню правду.

У Карлы просияли глаза. Она встала и сказала только одно слово:

— Хорошо.

Эркюль Пуаро красноречиво поднял палец.

— Одну минуту. Я сказал, что выясню правду. Но знайте, что я буду беспристрастен. Я не приму во внимание вашей уверенности в том, что ваша мать не виновна. А если она все же виновна — что тогда?

Карла гордо подняла голову.

— Я ее дочь. И я хочу знать правду.

— В таком случае — вперед! — сказал Эркюль Пуаро. — Впрочем, это не совсем верно. Следует сказать наоборот: назад!

— Помню ли я дело Крэль? — спросил сэр Монтегью Деплич. — Конечно, помню. Даже очень хорошо помню. Исключительно привлекательная женщина. Но неуравновешенная, никакого самообладания. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Да так. Просто мне интересно.

— Не очень-то вы тактичны, старина, — проговорил адвокат, оскалив зубы в своей знаменитой «волчьей улыбке», которая, как известно, действовала на свидетелей обвинения устрашающе. — Это была зашита не из блестящих. Мне не удалось добиться оправдания.

— Я знаю.

Сэр Монтегью пожал плечами.

— Конечно, в то время я еще не обладал таким опытом, как теперь. И все же мне кажется, я сделал то, что было в человеческих силах. В одиночку многого не достигнешь. Нам удалось добиться замены высшей меры пожизненным заключением. Мы сыграли на общественном мнении: за нее просило множество уважаемых матерей семейств. Они были на ее стороне.

— К чему сводилась защита? — спросил Пуаро. Он все прекрасно знал, так как успел прочесть подшивки газет, но считал правильным разыгрывать перед сэром Монтегью полное неведение.

— К самоубийству, — сказал Деплич, откинувшись в кресле и вытянув свои длинные ноги. — Это — единственное, что можно было сделать. Но получилось не блестяще, потому что Крэль был человеком совсем не того типа. Вы никогда его не встречали? Нет? Это был рослый, подвижный и шумный парень. Пил много пина. Любил радости плоти и наслаждался ими в полной мере. Ведь невозможно убедить присяжных, что человек такого сорта спокойно лишит себя жизни. Это неправдоподобно. Да, я помню, я предвидел, что проиграю дело. И она мне не помогала. Как только она встала и открыла рот, я понял, что дело проиграно. Она совсем не боролась.

— Вы это имели в виду, когда говорили, что в одиночку ничего не достигнешь?

— Да, именно это, дружище. Мы ведь не волшебники. Победа на пятьдесят процентов зависит от впечатления, которое обвиняемый производит на присяжных. А Каролина Крэль даже не пыталась бороться.

— Почему же?

Деплич пожал плечами.

— Почем я знаю. Она, конечно, очень любила этого парня. Его поступок совсем ее подкосил. Она, кажется, так и не оправилась от потрясения.

— Так вы считаете ее виновной?

Деплич даже опешил:

— Ну, само собой разумеется.

— Она призналась вам в своем поступке?

— Что вы! — удивился Деплич. — Конечно, нет. У нас ведь определенный кодекс. Презумпция невиновности. Если это дело вас интересует, вам следовало бы поговорить со старым Мейхью. Как раз их фирма поручила мне вести защиту. Старый Мейхью мог бы рассказать вам гораздо больше, чем я. Но — увы! — он уже присоединился к подавляющему большинству. Правда, есть еще Джордж Мейхью. Он в то время был юнцом — ведь это произошло очень давно.

— Да, конечно. Мне повезло, что вы помните эту историю. У вас удивительная память.

Деплич был польщен.

— Ну, громкие дела запоминаются. А дело Крэль вызвало большую сенсацию в прессе. Сексуальный вопрос и тому подобное.

— Простите мою настойчивость, но я опять хочу спросить вас: вы действительно не сомневались в виновности Каролины Крэль?

Деплич пожал плечами.

— Конечно. Вряд ли можно было сомневаться.

— А каковы были улики?

— Сокрушительные. Во-первых, был повод: она жила с Крэлем, как кошка с собакой. У них не прекращались скандалы из-за его вечных любовных связей. Она, в общем, выдерживала их довольно стойко: делала скидку на его творческий темперамент — он ведь был действительно первоклассным художником. Его мазня колоссально поднялась в цене, колоссально! Я-то не любитель живописи такого рода но что на нее большой спрос — это несомненно.

Так вот — у него были вечные истории с женщинами. Миссис Крэль была не из кротких и терпеливых жен. Происходили грандиозные скандалы, но он в конце концов всегда возвращался к ней. Но последняя его история была несколько в ином роде. Замешана была девушка, и очень молоденькая. Ее звали Эльза Грир. Она была единственной дочерью какого-то фабриканта. Богатая, самоуверенная и умела добиться всего, что ей вздумается. На этот раз ей вздумалось добиться Эмиса Крэля. Она заставила его писать ее портрет. Вообще-то он не делал светских портретов. Но девочку Грир он написать согласился. Ему было в то время под сорок, и он был давно женат. То есть он как раз созрел для того, чтобы его одурачила какая-нибудь девчонка. И такой девчонкой оказалась Эльза Грир. Он совсем ошалел и готов был развестись с женой, чтобы жениться на Эльзе.