Фридрих Незнанский - Ящик Пандоры

— Ну, расскажи, что вы с папой делали.

Ника притянула к себе Кешку.

— Мы пели и даже танцевали.

— Пели?! — У Ники зародились кое-какие подозрения насчет неправильного русла развития музыкальных способностей сына.

— Да, мама! Послушай, какие смешные песенки: эх, хвост, чешуя, не поймал я ничего!

— Что-о-о?!

— Почему ты сделала такие страшные глазки, мамочка? Это же хорошая песенка — дядя ловил рыбку и ничего и не поймал! А один раз — вот послушай.

И Кешка запел сдавленным голосом, явно подражая оригиналу:

А тут случайно я крючком поймал русалку!

Я это помню, это было как вчера!

Крючок я бросил, бросил леску, бросил палку,

а в результате я поймал лишь три пера!

Ника закрыла лицо руками.

— Мамочка, почему ты плачешь? Это же смешная песенка! Дядя хотел поймать русалку на удочку, а ему только три перышка попались.,. А-а, ты, оказывается смеешься! Вот и папа с дядей Сашей смеялись! А бабушка ругалась!

— С каким дядей Сашей?

—Ну, дядя Саша — который ловит бандитов, которые все воровают.

— Саша Турецкий? Следователь? Только не «воровают», а воруют.

— Да, воруют. И у-би-ва-ют.

— Когда это было, вчера?

— Да нет же, да нет же, сегодня! Папа позвонил дяде Саше, сказал: у меня есть бутылка и разговор. И дядя Саша сразу ка-ак приехал, и они вот выпивали водку на кухне и говорили секретный разговор, и мы с бабушкой хотели подслушать, а они дверь захлопнули, и ничего нам не было слышно. А потом дядя Саша сказал, что у него есть пленки одного... римиганта!

— Кого-кого?

— Ну, мириганта!

— А, эмигранта.

— Да. Фискованные.

— Понятно. Конфискованные.

Значит, не все было потеряно. Все-таки Алеша рассказал Турецкому о случившемся. Надо взять себя в руки и ждать.

— Мама, я хочу кушать!

А пока что кормить сына. Жаль, яйца проворонила, идиотка.

— Что бы ты хотел поесть?

— Яичницу! Или гоголь-моголь!

Затаив дыхание, Ника неслышно подошла к двери.

— Ника, это я, Саша, Турецкий.

— Ты приехал. Спасибо. Да, здравствуй. Вот, проходи, пожалуйста, садись, подожди, я уберу Кешкины игрушки. Спасибо тебе. Я сейчас, ящик отнесу.

— Да не надо ничего убирать, Никушка. Вот чемоданчик мой пристрой куда-нибудь. Все в полном порядке. Дай я лучше на тебя посмотрю, ведь сто лет не виделись. Ты все такая же красивая.

— Спасибо. Да. То есть... Я не о том...

— Знаешь что, если у тебя есть кофе, то я его с удовольствием выпью. Можно растворимый.

— Нет, у меня нет кофе. Ой, ну что я говорю! Конечно, я сейчас сварю! И у меня кекс есть, Аленка сама готовила. Очень хороший, с изюмом. И наверно еще свежий. Да ведь это только вчера было, конечно свежий. Почему ты смеешься? У меня очень дурацкий вид да?

— У тебя исключительный вид, Никушка. Идем на кухню. Я твой кофе помню еще, знаешь, с каких времен? С Сокольников. Мы с Лешкой были на втором курсе, а ты в девятом классе. Ты тогда как раз косы отрезала, и Алексей выпал в осадок. Он и -сейчас там пребывает.

— Где? — испуганно спросила Ника.

— В осадке. Барахтается, ножками перебирает, а вид делает независимый. Вот увидишь, он скоро выдохнется и бросится к твоим прекрасным ногам.

Ника с сомнением посмотрела на свои домашние тапочки.

— Ты так думаешь? Нет, Саша. Алеша меня больше не воспринимает. Я для него не существую, я для него антитело. А вчера... то есть это было уже сегодня, я ему еще раз дала повод...

— Стоп, Ника. Я знаю — если тебя не остановить, ты Бог знает чего нафантазируешь. Лешка очень встревожен этой историей, он просто перепуган. За тебя.

— Нет, Саша, не за меня. И даже не за Кешу. Он если и перепуган, то за себя. Потому что это создает заботу. Алеша больше всего не переносит забот. Я имею в виду заботы, от которых болит голова, а не руки и ноги.

Турецкий подумал, что Ника права. Его друг и одноклассник Алеша с годами превратился в эдакого плейбоя, живущего за счет богатеньких, не первой молодости бабенок. Но если говорить честно, то и он сам тоже предпочитает не иметь головной боли от забот. Вслух же он сказал дежурную, .ничего не значащую фразу:

— Я думаю, все устроится.

— Да. Нет. Вряд ли. Может быть... Хочешь еще кофе? Нет? Ну тогда...

— Сейчас ты мне расскажешь все то порядку. Как можно меньше эмоций, как можно больше фактического материала.-

— Я боюсь, что материала-то у меня как раз и нет. Пришли Жора с Аленой и Сеня с Милой. Привели этого Била... Внешность? Высокий блондин, спортивного вида, и сумка спортивная через плечо- Нет, не совсем спортивная, просто фирмы «адидас», размером с обувную коробку, но более плоская... А потом он там лежал, убитый.

— Ника, «убитый» — это уже суждение.

— Саша, у него голова была проломлена страшно, крутом крови — ужас. Правда уже засохшей. А шею как будто перерезали. Не ножом. Проволокой, может быть. И он был совсем... холодный.

— Ты что, его трогала?

Ника встала из-за стола.

— Пойдем в коридор, я тебе постараюсь объяснить. Я там не подметала. Там все как было... Вот. Он ушел как-то незаметно. Часов в девять, я думаю. Перед этим он звонил по телефону, несколько раз. Вероятно, никто не отвечал. Потом дозвонился. О чем говорил, слышно не было. И больше его никто не видел. Я проводила ребят, поднялась в лифте, со мной еще соседи ехали с седьмого этажа, подошла к двери, хотела ключ сунуть в замок, а дверь сама открылась. Я зажгла свет. Хотя мне казалось, что уходя я оставила свет в коридоре. И я чуть в обморок не грохнулась: лежит этот Бил. Я наклонилась над ним, нет, я опустилась на колени, вот так, на этом месте. Он так аккуратно лежал, руки вытянуты вдоль тела. Только голова вывернута не по-человечески. Я взяла его за руку, стала тормошить. Говорю: «Бил, Бил, что случилось?» А рука у него совсем холодная. Я тогда голову совеем от страха потеряла и побежала не помню куда, босоножки новые потеряла по дороге, мне трудно было бежать на высоком каблуке, я их сняла. Я хотела позвонить в милицию, но почему-то набрала Алешин номер. Остальное ты знаешь, да? Алеша приехал — и никого нет. И главное — как будто никогда и не было. Но только мне это не приснилось, честное слово, хотя я выпила очень много коньяку.

Турецкий открыл свой чемодан, вытащил специальную лампу и долго ползал и коридору,

— Ты душ принимала?

— Да, сегодня утром,— ответила Ника поспешно и потом удивилась: — А почему ты спрашиваешь?

— Раз принимала, это уже неважно. Ты; случайно, вчера не в чулках была? Или там в колготках.

— Нет, я босоножки одела прямо на босу ногу.

— Жаль.

— Да ведь тепло же вчера было, Саша. Какие там колготки. Хотя мне, правда, все равно было душно в овероле;

— Где-где?

Ника засмеялась:

— Не где, а в чем. В комбинезоне. Мне больше нравится называть это по-английски. По-русски нет подходящего слова. Все-таки комбинезон это рабочая одежда...