Джоанна Линдсей - Заставь меня полюбить тебя

— В мою комнату.

— Оу, — выдохнула Брук, сумев не покраснеть.

— Фреда, ты собираешься выйти замуж? — удивлённо спросила Гарриет, которая всё-таки не спала.

— Он слишком молод для меня, — фыркнула Альфреда.

— Нет, это не так, — вмешалась Брук.

— Ну, я рада временами весело проводить с ним время, когда у меня для этого подходящее настроение.

Гарриет закатила глаза, прежде чем снова попытаться вздремнуть. Брук тоже закрыла глаза, раздумывая над тем, почему Доминик не предпринял попытки увидеться с ней, прежде чем покинул Лондон. Был ли он зол на что-нибудь ещё, например, на самоуправство своей матери? Он, наверное, мог захотеть для начала разобраться с этим… Но кого она пытается обмануть? У него никогда не было причины снова сближаться с ней, а она, со своей стороны, вместе с письмом потеряла свою последнюю возможность сделать это.

Но Альфреда, вероятно, волновалась из-за предыдущей темы разговора, так как спустя час она сказала шёпотом:

— Я думала, что эта поездка была лишь для того, чтобы доказать, что смерть леди Элоизы была несчастным случаем. Ты понимаешь, что если ребёнок не умер вместе со своей матерью и сейчас находится в Севенокс, то тебе придётся преодолеть семь кругов ада, пытаясь остановить твою мать, которая будет требовать отдать ребёнка ей. Почему Гарриет делает неверные выводы? Ты ведь сказала ей, что тело Элоизы было найдено в Скарборо, разве нет?

— Сказала, но она вбила себе в голову, что Элла подделала свою смерть, чтобы никто не искал её.

Альфреда тихонько фыркнула:

— Используя для этого свой собственный труп?

— Не совсем, — Брук выпрямилась на сидении и широко раскрытыми глазами посмотрела на горничную. — Драгоценность. Тело было опознано лишь по её ювелирному изделию. А её горничная в тот же день украла все её драгоценности. Это вполне могла быть её молоденькая служанка, умершая на пляже. Девушку убили и ограбили, забрав остальные украшения, а тело бросили в море, чтобы избавиться от него! Вполне может быть, что Элла действительно в тот день уплыла в детский приют.

— У женщины, которая пришла туда, чтобы родить ребёнка, была горничная.

Брук вернулась в прежнее положение, разочарованная из-за того, что позабыла об этой детали. Теперь она тоже хватается за соломинку, прямо как Гарриет, разве что…

— Она могла отправиться туда со старой служанкой, которую знала всю свою жизнь, а не с молоденькой горничной, которой не могла в полной мере доверять. Они могли спуститься довольно далеко вниз по побережью, чтобы избежать надвигающегося шторма.

— Так или иначе, она всё равно мертва.

— Да, но если её ребёнок сейчас находится в Севенокс… Боже мой, Фреда, если бы я смогла вернуть её ребёнка Доминику, то это изменило бы всё!

— Угу. И ввергло бы две ваши семьи в новую войну, только по другой причине.

Брук проигнорировала последнее высказывание горничной и взволнованно сказала:

— Скажи вознице, чтобы ехал быстрее!

— Не беспокойтесь, — сказал Доминик Уиллису, который в напряжённом ожидании смотрел на двух животных, которых Гэбриел пытался завести в городской дом. — Они большие, но безобидные.

Импровизированные поводки были бесполезны. Шторм ловко высунула голову из ошейника и помчалась вверх по лестнице. Волк вырвался из рук Гэбриела и, естественно, помчался за ней.

— Шторм, должно быть, учуяла запах леди Брук, — вздохнул Гэбриел, когда вошёл в дверь.

— После того, как прошло уже две недели? Вероятнее, что дело в доме, который они ни разу не видели. Они успокоятся, когда обнюхают каждый уголок.

Уиллис наконец-то откашлялся и сказал стоически:

— Добро пожаловать домой, милорд.

Внезапно они услышали визг и встревоженный крик Анны, донёсшийся сверху:

— Что эти два волка делают в моём доме?!

— На самом деле, мама, нас здесь трое! — крикнул ей Доминик.

Анна появилась на верхней площадке лестницы и была так рада видеть Доминика, вернувшегося в лондонский дом, что сбежала по ступеням, чтобы обнять сына. Она, судя по всему, абсолютно поправилась. Одета была по последней моде, а щёки румянились от здоровья, а не от лихорадки. Он должен был быть доволен этим. И был бы, если бы до сих пор не злился на мать.

Он тоже обнял её в ответ, но довольно холодно.

— Это просто большие собаки, обитающие на вересковых пустошах. Я привёз сюда белую, потому что это питомец Брук, и мне нужно вернуть его ей.

Анна отступила назад, чтобы с надеждой взглянуть на него.

— Доминик, ты…

Он оборвал её, сказав резко:

— Извини, но нам с Гэйбом нужно выпить после сегодняшней длительной скачки.

Доминик завёл Гэбриела в кабинет и закрыл дверь перед своей матерью. Он просто ещё не был готов разговаривать с ней, и ещё ему нужно было выпить. Налив им по бокалу виски, он поднял свой и произнёс тост:

— За невезение, благодаря которому я был вынужден вступить в брак с сестрой своего врага. За ещё большее невезение, благодаря которому я влюбился в неё. И за самое худшее невезение, благодаря которому моя мать вмешалась, и Принц отменил своё решение, а я потерял женщину, которую люблю.

Гэбриел отказался пить за это.

— Ты вернёшь её.

— Может быть теперь, когда на моей стороне есть Шторм. Но даже если я верну её, у меня останется меньше года, что насладиться счастливой совместной жизнью с ней.

— Ты не веришь в это дурацкое старое проклятие, Дом!

— Не имел привычки верить. Но сейчас, из-за этой ужасной череды неудач, во главе которых стоит смерть Эллы и преждевременный уход из жизни моего отца, я начинаю задумываться…

— Так прекращай задумываться! Нет там никакого проклятия. Я это точно знаю, потому что… потому, что я тот, кто должен убить тебя.

Доминик удивлённо вскинул брови.

— Убить меня? Ты что, пытаешься меня рассмешить? Думаю, ты победил, пытаясь отвлечь меня от страданий, Гэйб. Очень тебе признателен.

— Я пытаюсь всё уладить, а не рассмешить тебя. Тебе стоит сесть.

— Тебе стоит поскорее объясниться.

— Всё дело в этом чёртовом проклятии, — с отвращением сказал Гэбриел. — И оно даже не твоё. Единственное проклятие, которого тебе стоит опасаться — это моя семья. А началось всё в тысяча пятисотых годах, когда моя прародительница Батильда Бискейн выкрикнула свои ругательства. Именно она была любовницей первого виконта Ротдейла. Ещё один мой родственник, который был местным священником в те времена, верил, что она является ведьмой. Как иначе она смогла бы запрыгнуть в постель к дворянину, если не наложив на него чары? Но священник не мог добраться до неё, пока она находилась под защитой господина. И вот однажды ночью она вся в слезах вернулась домой в деревню. Он немедленно обвинил её в колдовстве и приговорил к сожжению. Но прежде чем её сожгли, она сумела проклясть свою собственную семью. Она поклялась, что если отныне первенец Бискейнов не убьёт каждого первенца Вульфов до достижения тем двадцати пяти лет, то умрёт вместо него. А затем она у всех на глазах убила себя, выкрикивая эти слова, и использовала свою собственную кровь, чтобы наложить это проклятие.