Люсинда Бассет - Только без паники

Предположим на минуту, что вам удалось развернуть поток энергии, порождаемый вашей тревогой, заставить его работать НА вас, а не ПРОТИВ вас. Представьте себе, насколько изменится ваша жизнь!

Если бы только такое было возможно! На каких высотах вы могли бы сейчас быть, если бы не оковы тревоги и страха? Сколько всего могли бы сделать, если бы не испытывали боязни поражений или, напротив, успеха, не стыдились слишком сильных чувств? Что если бы вы не побоялись принять вызов судьбы, а воспользовались счастливым случаем? Вся жизнь сложилась бы иначе! Вы бы жили в Эдеме, творили только добро, окружающие любили бы вас всей душой. Вы испытали бы истинное наслаждение жизнью. Еще непоздно!

Вы стоите на пороге перемен.

Прочитав мою книгу, вы подойдете к той грани, перешагнув которую вы избавитесь от болезненной тревоги. Вы раз и навсегда обретете свободу и ответственность за свою жизнь. Конечно, звучит это не только заманчиво, но и пугающе. Однако вы обязаны доверять себе и осознавать, что у вас есть все необходимое для того, чтобы встать на дорогу, ведущую к освобождению, для того, чтобы изменить свою жизнь. Для этого необходима только хорошая основа — знание.

Естественно, что вы захотите получить советы о том, как изменить всю вашу жизнь, у того, кто однажды уже победил в себе приступы изнуряющего страха. Доводы практика будут убедительнее и мотивированнее аргументов теоретиков, отягощенных почетными научными регалиями. Ученые работают с мышами, а я сама прошла через лабиринт всевозможных страхов и смогла найти выход в настоящую жизнь.

Много лет я искала (и находила) оправдания тому, что жизнь идет совсем не так, как мне бы того хотелось. Мое состояние тревожности было далеко не самым приятным ощущением, но оно же стало для меня надежным щитом. Постоянные страхи и их физические симптомы — застенчивость, сильное сердцебиение, головокружение — давали мне «право» не делать того, что действительно пугало меня. Однажды я так и не воспользовалась выпавшей мне возможностью прекратить неприятные для меня отношения с мужчиной — я боялась одиночества. В течение многих лет я чувствовала себя не такой, как другие. Меня всегда ужасала мысль о потере контроля над собой, беспокоило то, что я — обуза для близких.

Я всегда считала себя независимой. Энергичная в детстве, изобретательная и жизнерадостная в юности, я любила веселиться и совершать экстравагантные поступки. Хотя, как я помню, уже в семь лет у меня были навязчивые мысли, а к девяти годам появились желудочные расстройства — один только вид пищи вызывал болезненные ощущения. Мне казалось, что я умираю от какой-то ужасной неизвестной болезни. Несмотря на существенную потерю веса, я выглядела вполне жизнерадостной, но на самом деле чувствовала себя глубоко несчастной.

Со временем проблемы, связанные с приемом пищи, исчезли, но моя повышенная тревожность теперь выражалась по-другому, через невыносимый кишечный синдром. Подобные расстройства — обычное дело для людей с высоким уровнем тревожности. К четырнадцати годам все в моей жизни так или иначе вращалось вокруг страха диареи (или, попросту, поноса). Это означало, что я продолжала искать и находить оправдания своим треволнениям. Круг моих интересов стал чрезвычайно ограничен. Разве можно было назвать этот период жизни юностью?

То, что случилось со мной, происходит и со многими другими людьми — один страх порождает другой. К шестнадцати годам, когда в центре моего внимания были учеба в школе и отношения с мальчиками, постоянное состояние беспокойства не покидало меня. Помню, что, когда я смотрела новости по телевизору или слушала истории о том, как кто-то выпрыгнул из окна или кого-то убили, искалечили, я всегда думала: «А что если бы это было со мной?» Конечно же, я никому не рассказывала об этом. Мне совершенно не хотелось, чтобы меня считали девушкой со странностями, хотя в душе я считала, что эти фантазии ненормальны. К восемнадцати годам приступы панического страха стали для меня обычным делом. Обычные для окружающих вещи были невероятно сложны для меня. Я стала искать различные оправдания своей тревожности.

Одним из наиболее тяжких испытаний стало для меня ощущение напряженности в отношениях с мужчинами. Иногда я понимала, что должна уйти, но в одиночестве чувствовала себя настолько неуверенно, что не решалась разорвать опостылевшие отношения. В конечном итоге получилось так, что мне и не пришлось этого делать; мой друг сам ушел от меня. Под впечатлением разрыва я переезжала из города в город, несколько раз меняла работу, и хотя страх, тревога и неуверенность в собственных силах переполняли меня, приходилось как-то жить и работать. До поры до времени мне удавалось оставаться в физически и эмоционально комфортной для меня зоне.

Когда мне исполнилось двадцать, меня начал тревожить вопрос, не схожу ли я с ума? Призрак безумия стал для меня в ту пору самой главной угрозой. Я помню, что за многие мили объезжала психиатрическую больницу штата, потому что боялась, что именно там я в конце концов окажусь. Самое интересное, что большинство людей не замечало никаких странностей в моем поведении. Даже мои близкие не знали о моих тайных страхах. Как это типично!

* Когда мы полны тревоги, то кажется, что весь мир топько и депает, что спедит за нами. На самом же депе никто ничего не замечает. Каждый думает о своих проблемах, так же как и мы.

Я много работала и внешне казалась себе вполне преуспевающей женщиной – уверенной в себе, независимой, самостоятельной. Однако в душе был полнейший хаос. С утра до вечера я была озабочена своим физическим самочувствием. Смогу ли справиться сегодня со своим организмом? Не потеряю ли я контроль над собой во время заседания и мне придется уйти? Не заметят ли окружающие моего состояния? Мои домашние догадывались о этих проблемах, но совершенно не представляли себе их истинного характера и, главное, не знали как мне помочь. Они просто не могли представить себе ничего подобного: ведь в их жизни не было ни страхов, ни навязчивых мыслей.

Примерно в это время я встретила своего будущего мужа. Дэвид был веселым, раскованным, интересным человеком, но более всего меня привлекали в нем абсолютные естественность и свобода. Он ничего не боялся, не перестраховывался. Я же отношусь к женщинам, которые целыми неделями или даже месяцами переживают сказанное о них кем-то. Излюбленная фраза Дэвида звучала^тцк: «Если вы хотите перемывать мои косточки, извольте становиться в очередь!» Мнение посторонних совершенно не беспокоило его.

Иногда эта беззаботность становилась для меня источником разочарований. Его ничто не трогало, в то время как меня тревожила буквально каждая мелочь. Меня прямо-таки бесило в нем то, что я называла бесчувственностью. Но в то же время переполняла зависть. Неужели я не могу быть такой же, как он? Мы были настолько разными людьми, что ему не дано было понять моей тревоги, а я ничем не могла помочь ему в этом. Как можно объяснить, что ты чувствуешь во время приступа панического страха, если сам не понимаешь, что это такое?