Алексей Толстой - Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Алексей Толстой - Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты - бесплатно полную версию книги (целиком) без сокращений. Жанр: Советская классическая проза. Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Название:

Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Алексей Толстой
Жанр:

Советская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Алексей Толстой - Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Алексей Толстой, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

«Хождение по мукам» – уникальная по яркости и масштабу повествования трилогия, на страницах которой перед читателем предстает картина событий, потрясших весь мир.
Выдающееся произведение А.Н.Толстого показывает Россию в один из самых ярких, сложных и противоречивых периодов ее истории – в тревожное предреволюционное время, в суровые годы революционных потрясений и Гражданской войны.

Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно, автор Алексей Толстой

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Alexei Tolstoy	Алексей Толстой
1918	ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД
* I *	1
Thrice wrung out in water, thrice bathed in blood, thrice boiled in caustic.	В трех водах топлено, в трех кровях купано, в трех щелоках варено.
Who so clean , as we?	Чище мы чистого.
All was over.	Все было кончено.
A chill wind was blowing rubbish-fragments of military orders, of theatre posters, of appeals to the "conscience and patriotism" of the Russian people-about the silent, deserted streets of Petersburg.	По опустевшим улицам притихшего Петербурга морозный ветер гнал бумажный мусор - обрывки военных приказов, театральных афиш, воззваний к "совести и патриотизму" русского народа.
Motley scraps of posters, with traces of paste on their backs, rustled ominously, fleeing before the wind, which drove the snow zigzagging over the pavement.	Пестрые лоскуты бумаги, с присохшим на них клейстером, зловеще шурша, ползли вместе со снежными змеями поземки.
This was all that was left of the noisy and drunken hurly-burly which had so recently shaken the capital.	Это было все, что осталось от еще недавно шумной и пьяной сутолоки столицы.
The idle crowds had gone from the streets and squares.	Ушли праздные толпы с площадей и улиц.
The Winter Palace stood empty, its roof shattered by a shell from the cruiser Aurora. The members of the Provisional Government, the influential bankers, the famous generals, had all vanished into thin air. The dashing carriages, the elegant women, the officers, the officials, the statesmen with their exalted ideas-all, all had gone from the streets, and the streets were shabby and grimy.	Опустел Зимний дворец, пробитый сквозь крышу снарядом с "Авроры". Бежали в неизвестность члены Временного правительства, влиятельные банкиры. знаменитые генералы... Исчезли с ободранных и грязных улиц блестящие экипажи, нарядные женщины, офицеры, чиновники, общественные деятели со взбудораженными мыслями.
The sound of hammers nailing boards over shop windows was heard ever more frequently in the night.	Все чаще по ночам стучал молоток, заколачивая досками двери магазинов.
Some windows still displayed pitiful relics-a bit of cheese here, a stale cake there.	Кое-где на витринах еще виднелись: там - кусочек сыру, там - засохший пирожок.
But this merely increased the yearnings for the vanished life.	Но это лишь увеличивало тоску по исчезнувшей жизни.
The timid pedestrian kept close to the wall, glancing furtively at the patrols- groups of resolute individuals striding along with red stars on their caps, their rifles slung over their shoulders, with the muzzles pointing downwards.	Испуганный прохожий жался к стене, косясь на патрули - на кучи решительных людей, идущих с красной звездой на шапке и с винтовкой, дулом вниз, через плечо.
The north wind sent chill draughts through the darkened windows of houses, and forced its way into deserted porticoes, scattering the wraiths of past luxuries.	Северный ветер дышал стужей в темные окна домов, залетал в опустевшие подъезды, выдувая призраки минувшей роскоши.
Petersburg was a ghastly city in the end of 1917.	Страшен был Петербург в конце семнадцатого года.
Ghastly, incomprehensible, unfathomable.	Страшно, непонятно, непостигаемо.
All was over.	Все кончилось.

The past was cancelled.	Все было отменено.
A man in a torn coat, carrying a pail and a paint-brush, was running backwards and forwards across the wind-swept street.	Улицу, выметенную поземкой, перебегал человек в изодранной шляпе, с ведерком и кистью.
He kept pasting up ever new decrees on bills which made white patches on the ancient walls.	Он лепил новые и новые листочки декретов, и они ложились белыми заплатками на вековые цоколи домов.
Rank, distinctions, pensions, epaulettes, God, private property, the very right to live as one liked-all were gone.	Чины, отличия, пенсии, офицерские погоны, буква ять, бог, собственность и само право жить как хочется - отменялось.
Cancelled!	Отменено!
The bill poster shot ferocious glances from beneath the brim of his hat through plate-glass windows, behind which the inmates, in felt boots and fur coats, still paced the cold rooms, wringing their hands, and saying over and over again:	Из-под шляпы свирепо поглядывал наклейщик афиш туда, где за зеркальными окнами еще бродили по холодным покоям обитатели в валенках, в шубах, - заламывая пальцы, повторяли:
"What's it all about?	- Что же это?
What's going to happen?	Что будет?
The ruin of Russia, the end of all.... Death."	Гибель России, конец всему... Смерть!..
When they went to the windows they saw a long furniture van drawn up in front of the house opposite, where His Excellency lived and where there had always been a policeman standing at attention, his eyes fixed on the grey facade; and they could see armed men carrying tables and chairs, carpets and pictures out of the wide-open doors of the house into this van.	Подходя к окнам, видели: наискосок, у особняка, где жило его высокопревосходительство и где, бывало, городовой вытягивался, косясь на серый фасад, - стоит длинная фура, и какие-то вооруженные люди выносят из настежь распахнутых дверей мебель, ковры, картины.
A flag of red bunting hung over the entrance, and there stood His Excellency, stamping about in a thin coat, his whiskers streaming, his grey head shaking.	Над подъездом - кумачовый флажок, и тут же топчется его высокопревосходительство, с бакенбардами, как у Скобелева, в легком пальтишке, и седая голова его трясется.
They were evicting him.	Выселяют!
Where was he to go in this cold?	Куда в такую стужу?
Wherever he liked.... And this was His Excellency-an essential cog in the mechanism of State!	А куда хочешь... Это -высокопревосходительство-то, нерушимую косточку государственного механизма!
And when night fell... pitch-dark, not a damp, not a light from a window.	Настает ночь. Черно - ни фонаря, ни света из окон.
No coal, and yet they say the Smolny is flooded with light, and they have light in the factory districts.	Угля нет, а, говорят, Смольный залит светом, и в фабричных районах - свет.
The wind howls over the tortured, bullet-ridden city, whistling through holes in the roofs:	Над истерзанным, простреленным городом воет вьюга, насвистывает в дырявых крышах:
"Woe! Woe!"	"Быть нам пу-у-усту".
And shots ring out in the darkness.	И бухают выстрелы во тьме.
Who is shooting, what for, and at whom?	Кто стреляет, зачем, в кого?

Isn't it over there, where a flickering glow is staining the snowy clouds?	Не там ли, где мерцает зарево, окрашивает снежные облака?
No, that's the wine cellars burning.... People are drowning in wine from broken barrels in basements.... To hell with them, let them burn alive!	Это горят винные склады... В подвалах, в вине из разбитых бочек, захлебнулись люди... Черт с ними, пусть горят заживо!
Oh, Russian people, Russian people!	О, русские люди, русские люди!
The Russian people, crammed into an endless stream of troop trains, were surging back in their millions from the front, to their homes, to the villages, the steppes, the swamps, the forests.... To the land, to their women.... They stood motionless in railway carriages with broken windows, so closely packed that a corpse could not be dragged through their ranks and thrown out.	Русские люди, эшелон за эшелоном, валили миллионными толпами с фронта домой, в деревни, в степи, в болота, в леса... К земле, к бабам... В вагонах с выбитыми окнами стояли вплотную, густо, не шевелясь, так что и покойника нельзя было вытащить из тесноты, выкинуть в окошко.
They travelled on the buffers, on the roofs.	Ехали на буферах, на крышах.
They froze stiff, fell beneath the wheels, got their heads broken against low-hanging bridges.	Замерзали, гибли под колесами, проламывали головы на габаритах мостов.
Anything that had come to their hands was stuffed into chests and bundles and carried away- you never know what'll come in handy: a machine gun, a rifle lock, odds and ends taken from a corpse, hand grenades, rifles, a gramophone, a bit of leather cut from the seat of a railway carriage.	В сундучках, в узлах везли добро, что попадалось под руку, - все пригодится в хозяйстве: и пулемет, и замок от орудия, и барахло, взятое с мертвеца, и ручные гранаты, винтовки, граммофон и кожа, срезанная с вагонной койки.