Сергей Городников - Тень Тибета

Самый сообразительный из них опередил других, успел сделать шаг навстречу и провозгласил:

– Великий! Единый Тибет расцветёт под твоим правлением!

Далай-лама не ответил, решительно зашагал к лошадям. Чувствуя общее настроение людей, животные оживились, потянулись к хозяевам. Молодой телохранитель опустился на колени сбоку чёрной кобылы, и Далай-лама, ступив ему на плечо, легко оказался в натёртом от частого пользования седле, удобном для долгих переездов. Не дожидаясь, пока поднимутся остальные, он сорвал чёрную кобылу с места, растревожил окрестности гулким эхом частого цокота копыт. Следом за ним помчались телохранители, советники, а позади всех отстающий на усталом коне гонец.

Год за годом Китай, как тонущий в бурю корабль, погружался в пучину внутренней войны, из которой не было выхода. Древняя империя в очередной раз разрушалась демонами непримиримых противоречий. Они подорвали всякое уважение к власти и духовным авторитетам, обезлюдили и обескровили страну. Страна гибла и не имела сил бороться за собственное выживание. Отчаявшись остановить её сползание в небытие, высокопоставленные государственные чиновники в Пекине тайно призвали на помощь царей северных варваров из Манчжурии, чтобы те огнём и мечом раздавили кровожадного дракона Крестьянской войны.

Но тайны всякого государства имеют особую ценность для его соседей.

На следующий день после принятия в узком кругу знатных чиновников непростого решения в отношении манчжур из городских ворот Пекина выехал неприметно одетый всадник-степняк и направился дорогами на запад. Он нигде не останавливался дольше, чем на краткий ночлег в городах или в безлюдных зарослях, да на полуденный привал, совмещаемый с потребностью утолить голод скудной едой. Где удавалось, он покупал новых лошадей взамен измученных почти непрерывными скачками, и никогда не торговался, даже если просили заплатить больше, чем лошади того стоили.

День за днём он гнал сменяемых коней, не обращая внимания на трупные запахи, которые разносились ветром от видимых по сторонам деревень, дочиста разграбленных и выжженных. Иногда из ям и погребов показывались головы выживших крестьян. Крестьяне были худыми и грязными, напоминали бессильных затравленных зверей и испуганно смотрели вслед выносливому и ловкому всаднику, степняку и прирождённому хищнику. От таких и прежде не всегда спасала Великая стена, а при внутренних войнах они терзали страну как саранча. Уничтоженных деревень всаднику попадалось бессчётное множество, и его удивило бы и встревожило, покажись селение, ещё не растерзанное, не подвергшееся разрушительному насилию. Привычными были серые, обглоданные зверьём и вымытые дождями черепа, скелеты людей и животных, разбросанные там и сям вдоль зарастающих травой дорог. Они наглядно подтверждали, что по всей стране только городские стены и глухие места давали некоторую надежду на спасение от кровавого разбоя.

Через неделю пути всадник свернул на юг, к полосе серых предгорий. В спину подул по-осеннему холодный, но сухой ветер, напоминая о северных монгольских степях, и последний, купленный у кочевников пегий конь побежал охотнее, разогреваясь от быстрой скачки. По мере того, как они поднимались старой караванной дорогой в горы, селения, тоже разграбленные или уничтоженные, попадались всё реже. Мосты через ущелья с шумными горными речками были запущенными, гнилыми. Возле них всадник спешивался, за поводья осторожно переводил беспокойного коня по хлипкому настилу, и вновь забирался в седло, чтобы опять поторапливать скакуна короткой плетью. Наконец наступил день, когда последние следы недавних разрушений остались позади. В межгорных долинах Тибета ему стали попадаться отстраиваемые поселения и на пастбищах домашние животные, которые привыкали к мирной жизни и не тревожились при виде вооружённого степного наездника.

Всадник был ойрат, представитель воинственных западных монгольских племён, которые поставляли Далай-ламе лучших наёмников. А спешил он с тайным посланием в Лхасу – столицу недавно объединённого ламами тибетского государства, где конечной целью его долгого пути был дворец-крепость Потала.

Такого крупного и величественного дворца не было ни в Китае, ни в Индии. Дворец Потала строился без малого срока двести лет, а непрерывные княжеские междоусобицы всего этого времени заставляли местных правителей возводить его как неприступную крепость, способную выдержать продолжительную осаду войск многочисленного врага. Дворцовые сооружения с толстыми стенами как бы вырастали из склона горы, чтобы верхними каменными ярусами возвышаться над её хребтом. Однако отстраивался дворец Потала именно для того, чтобы быть дворцом. Взору со стороны он открывался разом, с такой выразительностью своих величественных стен и их членений, что представлялся дивным украшением горы, новым чудом света.

Именно в нём проживал и из него управлял страной пятый Далай-лама, прозванный Великим за успехи по возрождению единства и хозяйственной жизни древнего государства.

В это утро он, как обычно, в красном, свободном и удобном для движений халате пришёл в малый тронный зал выслушать доклады ближайших советников из числа придворных лам. Они тоже были в красных шёлковых халатах и, склонив головы, стояли по двое по обеим сторонам прохода, ждали, пока он взойдёт на деревянное возвышение. Далай-лама привычно глянул в окно, окинул взором нижние строения Белого дворца, занимаемого государственными чиновниками, и хорошо видимые дома на близлежащих городских улицах, после чего опустился на коврик за жаровней с раскалёнными углями, по-восточному поджав к себе короткие сильные ноги. Обрядный, строгий порядок царил в зале. Выдержав положенное время, советники присели на шерстяные коврики, которыми был покрыт деревянный пол.

Тайный советник отметил про себя, что Далай-лама был в доброжелательном настроении, и с шорохом бумаги развернул свиток письма, доставленного гонцом из Китая.

– Только что получено сообщение из Пекина, – негромко сказал он и посмотрел на строки. – Твоё пророчество уже подтверждается, Великий. Они готовы открыть северную границу варварам. Они призывают на помощь манчжур.

– Кто же им ещё даст надежду возродить порядок? – с насмешливым удовлетворением отозвался Далай-лама. – Но они недооценивают варваров: те не будут их послушным орудием. Цари манчжур не остановятся. Если им удастся усмирить Китай, они его захватят и покорят.

Ответом ему было задумчивое молчание лам. Прервал молчание пожилой узколобый лама, сидящий по левую руку от тайного советника.