Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка

Да, помощник справлялся с любой работой, а уж работы хватало. Толпа беженцев выползала с первыми лучами солнца, и сколько же от них было грязи! Пока они валялись наверху, юнга носился со шваброй по трюмным проходам. А драить доски верхней палубы ему приходилось, когда турки заползали обратно в свои норы. Да, у них там были истинные норы. Для перевозки пассажиров в трюме были сколочены нары в два яруса. Никаких выгородок, никаких лишних преград для воздуха. Предполагалось, что один отсек будет мужским, другой — женским, вот и все. Так что эти турки надумали? Все устроились семьями, вперемешку, да и отгородились от соседей одеялами. Циркуляции воздуха — никакой. К тому же они все поголовно лопали чеснок, младенцы не забывали ежечасно обкакаться — да, бедняге Крису можно только посочувствовать…

Он сразу стал называть Кирилла Крисом. Так и представил его капитану. Так и в контракте записали — Крис Беллоу, нанят матросом сроком на один год.

Подписывая контракт, Кирилл был уверен, что нарушит его и сбежит на берег, как только пароход вернется в Батум за новой партией беженцев. Он бы сбежал и раньше, да некуда было.

Судно приблизилось к берегу только перед тем, как войти в Босфор — и это был турецкий берег, а там Кириллу вряд ли удалось бы найти знакомых Жоры Канделаки. К тому же пароход не останавливался в Константинополе. Больше того, к нему даже пристроился пограничный катер, и турки — в красных фесках и смешных коротких штанах, сильно зауженных книзу — что-то кричали вслед пароходу, грозно потрясая винтовками.

На палубе в это время не было ни души, пассажиры попрятались, потому что их начинало трясти от одного только слова «Турция». А если бы они узнали, что Джон Динби называл их турками, то старого моряка могли бы облить кипящей чечевичной похлебкой — эти люди не прощали оскорблений. Они были ассирийцами и армянами, которых турки вырезали целыми селениями. Спасаясь от резни, они покинули свои дикие горы и укрылись под двуглавым орлом Российской империи. Однако задерживаться в Батуме не собирались- весь армянский исход был организован сердобольными Северо-Американскими Штатами.

В Америке армян ждали плодородные земли и цветущие сады. Там они станут миллионерами и будут кушать золотыми ложками. По крайней мере, так они говорили Остерману, когда сватались к его дочке. Как ни пряталась Лийка за одеялами в самом дальнем уголке трюма, а все-таки высмотрели ее влюбчивые горцы, и началось… Тетя Дора выбиралась с дочкой наверх только в сопровождении обоих сыновей. Однажды Илюха даже схватился на кулаках с каким-то не в меру ретивым женихом. Хорошо, что подоспел Кирилл и окатил бойцов из ведра. После этого у Ильи появилась дурная привычка — непрестанно стругать дощечку длинным ножом.

Кирилл жил в матросском кубрике, спал на плетеной койке, которую каждое утро сворачивал и подвешивал к переборке. Команда была собрана из таких же эмигрантов, как и пассажиры — итальянцы, греки, поляки. Один только Джон Динби был натуральным американцем, из самого Нью-Йорка. То, что Кирилл умеет изъясняться на человеческом языке, потрясло его до глубины души. Правда, на таком английском в Америке лучше не говорить, если не хочешь, чтоб тебя приняли за лоха.

Динби понятия не имел о герундии, неопределенном времени и прочей грамматической чепухе, но он заботливо учил своего юного помощника правильной речи. Для Кирилла было откровением, например, что словом «дэнди» обозначают педерастов, но только на суше, а вот те извращенцы, которые затесались в команду корабля, зовутся «асс пати» («партия жопы», как перевел вчерашний гимназист).

Иногда Динби расспрашивал Кирилла о жизни русских моряков, но больше рассказывал сам. Получалось, что матросы всех стран живут одинаково хреново. Беспрестанный труд, изматывающая качка, да жалкие гроши, которые, как вода сквозь пальцы, уходят в первом же портовом кабаке. Вот если б удалось завербоваться на чайный клипер, заработать деньжат, списаться на берег, да купить ферму где-нибудь в Колорадо, подальше от моря — эх, мечты, мечты… Ну, чего стоишь, салага? Хэндс офф кокс, фит ин сокс! Убрал ручонки с яиц, сунул ноги в носки — и вперед, пахать!

Иногда даже у самого работящего юнги бывают минуты отдыха, и Кирилл проводил их возле Остерманов. Динби подбросил ему старые брошюрки с описанием приключений Дэви Крокета и прочих американских героев, и Кирилл читал их вслух, с переводом. Моисей Лазаревич находил сие занятие чрезвычайно полезным, потому что в Америке без языка делать нечего. И сам он, и тетя Дора послушно повторяли за Кириллом целые фразы, но выдержали недолго.

В конце концов Остерман заявил, что в Америке говорят на исковерканном идише. Как будет «восток»? «Ост». А по-ихнему — «ист». Эта тарабарщина легко давалась детям, а старикам было поздно переучиваться…

Но, спустившись по трапу в порту Нью-Йорка, одесский слесарь Остерман гордо заявил иммиграционному чиновнику:

— Май нэйм из Мозес Истермен! Ай эм э фиттер! Ит из май фэмили: Дороти, Элизабет, Уильям энд Джозеф! Хау дую ду!

Кириллу очень хотелось услышать ответ чиновника, но Джон Динби уже увлек его за собой.

— Пошевеливайся, Крис. Или ты хочешь остаться на борту? Вместе с этими бездельниками? Нет уж, пускай сегодня приборкой занимаются они, а у нас с тобой есть дела поважнее.

Протолкавшись сквозь толпу, они зашагали вдоль причала, мимо бочек, ящиков и гробов, которые выгружались с парохода, направляясь к выходу из порта, потому что Джону Динби не терпелось поскорее насладиться твердой землей под ногами и шаткими табуретами ближайшего салуна.

В карманах бренчали несколько монет, которые, впрочем, Кирилл не собирался оставлять в кабаке. Ему надо было увидеть Нью-Йорк. «Будет о чем рассказать, когда вернусь», — с радостным возбуждением думал он. Пересечь океан, побывать в Америке — да разве мог этим похвастаться кто-нибудь из его однокашников? А если он привезет маме что-нибудь эдакое… Да не забыть про подарок для дяди Жоры… Да и себе…

— Будем стоять два дня, — сказал Динби. — Капитан перехватил выгодный фрахт, забросим груз в Марсель, вот где можно повеселиться. А тут — тоска.

— Джон, я могу пойти с тобой? — спросил Кирилл.

— Вот дела! А с кем ты сейчас идешь?

— Нет, я хотел бы выйти вместе с тобой в город.

— Какого хрена мне делать в городе? — Динби даже остановился от удивления.

— Ну, как… Ты, наверно, собираешься заглянуть домой?

— Какого хрена мне делать дома? Пока я дойду до своей Четырнадцатой улицы, меня три раза арестуют копы, да еще раза два я получу кирпичом по башке. Крис, ты вроде не дурак, но иногда такое сморозишь… Да с чего бы я нанялся на это ржавое корыто, если б хотел жить дома?