Николай Внуков - Один

Наконец я выскочил на берег и несколько минут лежал на камне, вздрагивая и приходя в себя. Мерзкая дрожь пробегала по спине. Вот тебе и тихая уютная бухточка! А если бы медуза подвернулась под руку?

Нет, теперь меня купаться к рифам ни за что не затянешь!

* * *

Это было в прошлом году. Отец взял меня с собою на <���Бурун> на ловлю планктона. Мы шли вдоль берега малым ходом, в некоторых местах останавливались, просматривали планктонные сетки и снова шли дальше.

Кто-то на носу крикнул:

- Ребята, в воде цианеи! Я бросился к борту.

Катер плыл в сплошном месиве из медуз.

Планктонные сетки подняли и вытряхнули все, что в них было, в море. Капитан катера скомандовал повернуть назад.

Отец закинул сетку в воду и выбросил на палубу одну из медуз.

- Посмотри, Сашка, на нее и запомни, - сказал он мне. - Если тебе в море попадется такая, никогда не дотрагивайся до нее. Уплывай поскорее. Это - цианея дальневосточная. У нее очень опасный яд. Если она тебя обожжет и поблизости нет лаборатории, тогда - смерть. Сначала после ожога ты почувствуешь боль в костях. Потом у тебя закружится голова. Начнет схватывать сердце. Ну, а потом ты потеряешь сознание и - конец.

- Папа, - спросил я, - а тебя цианея обжигала?

- Нет, - ответил он. - Но я видел одну смерть от этой медузы и больше не хочу видеть. Хорошо еще, что они не любят холода. Они появляются только в теплой тихой воде, в хорошо прогретых бухточках. Иногда их пригоняет к берегу теплыми течениями, как этих.

Я прекрасно запомнил цианею.

И сейчас, когда снова взглянул на тихую бухточку, меня передернуло. Ну и гадость!

Потом пошел проверить костер.

Он почти прогорел. Среди камней тлели угли, и на них корчилась последняя доска.

Нужно было перенести огонь к палатке.

Оторвав от обломка ящика несколько проволок, я скрутил их вместе и приспособил к концам алюминиевую банку. Получилось что-то вроде черпака. В банку я наложил углей и бросил туда же несколько щепок. Затем подхватил свой лучок, огневые палочки, остатки ящика и кирку и пошел к своему дому.

У палатки расчистил место для огня, наколол щепочек, положил на землю несколько сухих сучков, которые нашел под деревом, на них - дощечки, на дощечки - стружки и вывалил на все это угли.

Костер разгорелся сразу же.

Надо было заготовить топливо на ночь.

Я поднялся к тем деревьям, с которых обрывал мох. Еще раньше я заметил на них сухие ветки.

Скоро у меня оказалась такая куча хвороста, которую не перенести к палатке за один раз.

Я сделал три рейса.

Сушняк вспыхивал в огне и сгорал почти без дыма. Я заметил, что доски, побывавшие в морской воде, хотя бы и хорошо высушенные, загораются очень плохо. Зато положенные в костер горят, как каменный уголь, долго и без пламени.

Перед заходом солнца я понял, что моего запаса не хватит на всю ночь. Снова пришлось подняться к деревьям и обломать с них все нижние сучья.

Последний поход за дровами я совершил уже в наползающем тумане.

Зато как приятно было сидеть у костра, кормить огонь сучьями, слушать их треск и видеть, как они рассыпаются жаркими малиновыми угольями!

Это была моя третья ночь на острове, и, чтобы не потерять счет дням, я выстругал из дощечки палочку и сделал календарь - совсем как у Робинзона.

Меня смыло за борт в пятницу, - это я отметил на палочке самой большой зарубкой. В субботу ходил по берегу и искал в полосе прибоя разные вещи для своего житья - тоже зарубка, маленькая. Воскресенье - зарубка поглубже. Сегодня я добыл огонь. А завтра уже понедельник.

В этот год я упросил отца, чтобы он не отправлял меня в пионерский лагерь в Находку.

- Что будешь делать? Болтаться по станции, мешать людям и таять от скуки? - спросил отец.

- Зачем таять? - обиделся я. - Устроишь меня на работу.

- Это на какую же работу? - воскликнул отец - Ведь ты еще ничего не умеешь.

Это меня задело.

- Почему не умею? В школе я в радиокружке. Смонтировал уже два транзистора. Схемы знаю. Могу лодочный мотор собрать, разобрать, отрегулировать. Электричество наладить...

Отец улыбнулся.

- Ну, механиков-то и электриков у нас и без тебя хватает. Вот биологов...

- А если к планктонщикам, па? Что с тобой на <���Буруне> ходят? Я буду все, что скажут, делать. И никакой зарплаты не нужно...

- Так вот ты куда прицелился! Вольной жизни захотелось? - рассмеялся отец. - Романтика: ходят ребята на катере по морю, сеточки за борт забрасывают, в тине морской ковыряются, на палубе загорают. Надоест - акваланг за плечи и - в воду. Не жизнь, а сплошной отпуск... Да знаешь ли ты, какая у них работа? Они же на станции самые каторжные трудяги. И зарплата у них...

- Да все знаю, па! Виктор Иванович давно меня посвятил. И про трудности тоже. Он же мне и сказал: <���Дуй к нам на каникулах, Сашка. Решишь - с отцом твоим потолкую>.

- Ладно, посмотрим, - сказал отец.

На следующий вечер Виктор Иванович пришел к нам.

Мы пили чай. Виктор Иванович говорил о чем угодно, только не обо мне, а я все ждал, ждал... В девять часов стал прощаться и уже в коридоре сказал:

- Послушай, Владимир, дай нам твоего Сашку. На три месяца, на каникулы. Чем в лагере в организованные походы с малышней ходить да модельки самолетов стругать, он с нами к настоящей работе и к морю привыкать будет.

- На какую же должность? - спросил отец. - Ведь он, кроме рыбалки, в ихтиологии ничего не соображает.

- У нас образуется. Я к нему давно присматриваюсь. Голова у него ясная, руки умные. Я уже все прикинул. По штату положен нам младший лаборант. А у нас в группе его отродясь не было. На восемьдесят рэ кто пойдет? А Сашке твоему и интерес, и эти восемьдесят рублей...

Я затаился.

Отец посмотрел в мою сторону, поморщился.

- Рано его еще рублями баловать. Да и по штату он не пройдет, ему ведь всего четырнадцать, паспорта еще нет. Директор не утвердит.

- А в виде исключения? - сказал Виктор Иванович. - Я директору личную докладную - так, мол, и так, очень способный, нужный в отделе парень...

- Пустое дело, - сказал отец.

- Под мою личную ответственность!

- То есть на свою шею?

- Зачем на шею? - сказал Виктор Иванович. - Ведь он у тебя не шалтай, а настоящий.

Он обернулся ко мне.

- Ты ведь настоящий, Сашка? Не подведешь? Тогда буду рисовать докладную.

- Такой, какой есть, Виктор Иванович... - Больше я ничего не мог сказать.

И Виктор Иванович оформил меня в свою группу.

Всего девять дней я проплавал с ихтиологами и планктонщиками на <���Буруне>.

И вот - на острове, у костра и не знаю, что там на катере. Конечно, они не работают, а ищут. Вся программа исследований - к черту... Виктор Иванович... Мне даже плохо стало от того, что думает сейчас Виктор Иванович. А отцу, наверное, и вовсе стыдно поднять на него глаза.