Санин Евгений - Божий суд

- А своих людей, коли не доверяешь мне, а не доверяешь оттого, что, видать, и самому-то себе ты не доверяешь, можешь ставить за воротами терема!

Он коротко кивнул на деревянную стену, и услышав крики взывавших к нему людей, задержался на ней взглядом…

. - Вот уж поистине, никогда не говори, как хорошо на вершине горы, пока не взошел на нее! – покачал он головой и сказал старшему из смоленских бояр. – Ладно… Одному да будет Божий суд, а всем остальным – княжий. Вели открывать ворота!

- Что-что? – не понял тот.

- То, что слышал – суд вершить буду! Но по справедливости, так что потом пусть зла на меня не держат!

Боярин, радостно всплеснув руками, бросился сам выполнять приказ князя.

- Смотри, уже и суд согласился вершить! – радостно зашептались смоляне.

- Глядишь – так и надолго у нас задержится!

- Как же – надолго! – усмехались над ними новгородцы.

- Все равно будет нашим!

- Не было еще такого князя, который бы отказался от столь высокой чести, как княжить Великим Новгородом!

Князь Мстислав велел вынести во двор из гридницы княжеский стул-трон, ковер и, кивая на снова заполнявший двор народ, сказал сыну:

- Из-за нас ведь, князей, все их страдания. Сваримся, миримся, снова воюем, опять заключаем мир, все-таки братья, Рюриковичи, а все слезы – им. В полон идут - они… Дома горят - у них… Мог бы, изменил бы весь порядок на Руси! Да как его изменишь? Князь Андрей, когда в силах был – тот мог. У него была власть, да он все силы положил на то, чтобы укрепить суздальский край и северную Русь… Эх, дал бы только Господь мне терпения, сил и время…

Старший Мстислав опустил тяжелую ладонь на плечо младшему и, как совсем недавно, князь Илья, поднял голову и стал смотреть на высокое, но уже начавшее быстро темнеть зимнее небо…

Глава третья

1

«Три дня… три дня…» - только и думал лихорадочно князь Илья.

Три дня. Много это или мало?..

В порубе было сыро и мрачно. На то он и поруб, а не княжеская светлица! В расположенное под самым высоким потолком крошечное оконце едва пробивались острые солнечные лучи. Да и те, розовея, угасали почти на глазах…

Князь Илья сидел на волчьей шкуре, брошенной прямо на глиняный пол, и думал свою нелегкую думу.

Первым делом надо было успокоиться, собраться с силами и что-то придумать. Не первый раз он попадал в подобное положение. Бывали случаи и похуже, когда на все про все было всего час, а то и того меньше… А тут - целых три дня и две ночи!

Поруб был крепкий и ладный. Еще бы: сам Мономах, который всегда лично следил за всем, что делалось по его приказу, возводил этот терем и, конечно же, позаботился, о надежности помещения не только для друзей, но и врагов. Можно было даже не простукивать стены, чтобы убедиться, что в них нет слабых мест. Оконце тоже такое, что в него даже самая тощая собака не пролезет. Да и будь оно шире, все равно, как ни тянись, не дотянуться до него…

За бревенчатой стеной переговаривалась наружная стража. Громче всех был слышен голос воеводы. У двери на лавке расположился охранник - высокий, с нескладными руками детина. Такой обнимет - и даже не почувствуешь, как душа выйдет из тела… Увидев вошедшего воеводу, он вскочил и преданно посмотрел на него. Воевода осмотрел поруб, приказал охраннику зажечь толстую свечу на небольшом выступе у стены и велел заходить кузнецу.

Тот, привычно пригнувшись, чтобы не удариться головой о дверной выступ, подошел к пленнику и тяжелым молотом стал приковывать его ножную цепь к массивному, позеленевшему от времени, бронзовому кольцу, торчавшему из стены.

Как только эта работа была закончена, воевода сам - раз, другой дернул цепь и, убедившись в ее прочности, грозно предупредил охранника:

- Глаз с него не спускать! Смотри, отвечаешь головой!

- Со мной не забалует! – уверенно заявил тот и почему-то незаметно для начальника подмигнул пленнику.

Воевода удалился, вошел холоп, принявшийся растапливать печь. «Раб, а туда же!» - нахмурился князь Илья, заметив, как тот, то и дело оглядываясь на него, мстительно-радостно щерил два-три оставшихся, словно на память о прежней свободной жизни, зуба…

Затем пришла пожилая женщина и, молча, не глядя, словно цепному псу, сунула перед ним миску с едой. Князь заглянул в нее и, увидев простую похлебку – отодвинул миску. Разве такое ели сейчас на пиру гости нового смоленского князя в праздничном тереме?

Да и не до еды было ему теперь. Бравшую раскаленный металл руку начало так разрывать от боли, что к горлу подкатывала тошнота.

Тем более, надо было что-то придумывать…

«Три дня… три дня…» - только и думал лихорадочно князь Илья.

Даже странно как-то было: целых три дня без погонь за кем-то или от кого-то, без постоянной суеты, когда нет ни минуты, чтобы подумать о себе, потому что всегда надо было не думать – а делать!

Одно было ясно: самому, с больной рукой и прикованному к стене, отсюда не выбраться.

Но… почему подмигнул охранник - по известной привычке физически очень сильных людей быть снисходительными к более слабым? Зная, что тем все равно не справиться с ними! Или…

Князь Илья покосился на дружинника, но тот сделал вид или действительно не заметил его вопросительного взгляда.

Тогда князь стал думать о том, что в тереме не только его враги. Чей-то ведь голос он слышал в свою защиту. Более того, он даже предложил выйти вместо него на поединок с этим, и впрямь похожим на матерого кабана, князем Борисом! Только чей?..

Так и не вспомнив, князь Илья переключился на мысли о том, что его друзья-соратники должны уже знать, где он. Не зря отослал он своего слугу в самом начале бегства от князя Бориса. Тот наверняка передал его людям все, что случилось с ним. А он нужен им, ох, как нужен! Изгнанные своими бывшими князьями за провинности дружинники, ночные тати, да просто лихие люди, как в воздухе нуждались в нем. Хоть и изгой, а все-таки – князь! Улыбнись такому удача и сложись обстоятельства, такой и до Киевского стола дойти может. А то, и до более сильного теперь – Владимирского…

Конечно, ни осадой града, ни какой-либо другой силой, князя Мстислава им не одолеть. Но ловкости, коварства и хитрости этим людям не занимать!

2

- Да что на мне - креста, что ли, нет? – с обидой возразил князь Илья.

Дверь открылась, и огонь свечи рванулся приветливо ввысь и вперед.

Князь Илья поднял голову, но, увидев стоявшего на пороге игумена, еще ниже опустил ее.

В руках игумена были крест и Евангелие.

- Исповедоваться будешь? – подходя, спросил он.

Князь Илья подумал и отрицательно покачал головой:

- Нет. Живу не хуже других князей. Так что не в чем мне каяться!

- Святым, что ли стал? – вскинул мохнатую бровь игумен. – Может, мне тогда позвать богомаза и велеть ему с тебя иконы писать? У нас на Руси как раз своих святых для почитания еще маловато!