Макс Лукадо - В деснице благодати

моих убеждении появилась дыра. Мою самонадеянность как ветром сдуло. Порыв

этого холодного ветра ударил меня в груди». Я хотел было поглубже натянуть на голову

шляпу, да только ее поля оторвались.

За пару месяцев костюм моей убежденности в собственной праведности

полностью износился. Я уже не был похож на элегантного джентльмена, скорее на

какого-то оборванца. Страшась, что Бога рассердит мой вид, я изо всех сил старался

залатать свои лохмотья, прикрыть заблуждения. Но ткань стала уже такой ветхой... И

ветер задувал все сильней. Наконец я сдался. Я решил снова идти к Богу (а куда мне

было еще идти?).

Зимним днем я пришел в Его обитель — не ради комплиментов, мне нужно было

хоть немного тепла. И взмолился слабым голосом:

— Мне холодно, будто я совсем голый.

— Так и есть. И уже давно.

Никогда не забуду, что Он сделал после этого.

— У Меня кое-что найдется для тебя, — сказал Господь. Стряхнув с меня ниточки, оставшиеся от старой одежды, Он достал мантию, царскую мантию, одеяние Его

благости. Накинув ее мне на плечи, Он ласково произнес:

— Сын Мой, теперь ты облекся во Христа (см.: Гал. 3:27).

Тогда я наконец-то понял смысл гимна, который пел, наверное, тысячу раз: Одетый только в праведность свою,

Оправданным стоит перед престолом

Мне кажется, что кое-кто из вас знает, о чем я говорю. Вы тоже носите

собственноручно скроенную одежду. Вы сами сшили ее и украсили своими

благочестивыми делами... и вы уже заметили прорехи в ткани. Прежде чем вы начнете

их латать, я хотел бы поделиться с вами мыслями о величайшем открытии в моей жизни

— о Божьей благодати.

У меня есть план для нас с вами: какое-то время мы будем подниматься на горные

вершины послания Павла к римским христианам. В послании, обращенном к

самоуверенным людям, нагота тех, кто предпочел самодельную одежду, противопоставляется радости облекшихся в мантию благодати. Послание к Римлянам

— величайший из когда-либо написанных трактат о благодати. Вы вдохнете свежего

воздуха, и вашему взгляду откроются ясно различимые дали.

Мартин Лютер назвал Послание к Римлянам «главной частью Нового Завета, Евангелием чистейшей воды»2. Бог воспользовался этой новозаветной книгой, чтобы

преобразить жизнь (и одеяние) Лютера, Джона Уэсли, Жана Кальвина, Уильяма Тиндла, святого Августина и миллионов других людей.

Есть все основания надеяться, что Он сделает это и для вас.

Макс Лукадо День памяти павших2, 1996 год

1

Рим. 1:21-32

ПРИТЧА О РЕКЕ

У одного отца было пятеро сыновей. Все вместе они жили в горном дворце.

Старший сын был послушный, а четверо младших — не очень. Отец предупреждал их, как опасна горная река, но они не слушали. Он просил сыновей не подходить к берегу и

ни в коем случае не лезть в воду, чтобы их не смыло потоком, но соблазн был слишком

велик.

С каждым днем четверо непослушных братьев осмеливались подходить все ближе

и ближе к реке, пока один из них не решил, наконец, дотянуться до воды.

— Держите меня, чтобы я не упал, — сказал он, и братья крепко вцепились в него.

Но он не успел коснуться воды и все-таки упал; неистовым потоком его вынесло на

стремнину, а вместе с ним и всех остальных.

Река тащила их, свирепо била о камни, перебрасывала через пороги, захлестывала

волнами. Их крики о помощи не пробивались сквозь страшный грохот воды. Как ни

старались братья подплыть поближе к берегу, против могучих ударов стихии они были

бессильны. После долгих часов бесплодной борьбы они покорились течению. В конце

концов река выбросила их на плес где-то в чужом угрюмом краю, очень далеко от дома.

2 Праздник, отмечаемый в США в последний понедельник мая. В этот день американцы отдают дань памяти

соотечественникам, погибшим на полях сражений. — Примеч. ред.

Дикие люди обитали в этой стране. Здесь братья не могли чувствовать себя в такой

безопасности, как во дворце своего отца.

Холодные ветра продували пустошь насквозь. Здесь не было так тепло, как на

родине.

На границах долины виднелись мрачные скалы. Чужая страна вовсе не выглядела

гостеприимной, не то что их собственная.

Хотя братья не знали, где оказались, в одном они были уверены — не для того они

появились на свет, чтобы жить здесь. Братья долго лежали на берегу, все еще

ошеломленные тем, что упали в реку, не представляя, куда им теперь идти. Через

какое-то время они набрались мужества и снова вошли в воду, надеясь вброд

пробраться вверх по течению. Но брода в той реке не было. Они попробовали пройти

по берегу, но мешали кручи. Хотели взобраться на гору, но она оказалась слишком

высокой. И потом, они все равно не знали дороги домой.

Наконец, они разожгли костер и сели у огня.

— Надо было слушаться отца, — признались они друг другу. — Мы очень далеко от

дома.

Со временем сыновья научились жить в чужой стране. Они питались орехами и

делали одежду из звериных шкур. Братьев переполняла решимость не забывать родину

и не терять надежды на возвращение. Каждый день они занимались тем, что добывали

еду и строили шалаш. Каждый вечер они садились у костра и вспоминали отца и

старшего брата. Все четверо очень по ним тосковали.

Но как-то вечером один из братьев не пришел к костру. Утром остальные увидели

его в долине, где жили дикари. Он строил там хижину из тростника и глины.

— Надоели мне наши разговоры, — сказал он братьям. — Что толку все вспоминать

и вспоминать одно и то же? А здесь не так уж плохо. Я построю себе хороший дом и

поселюсь в нем.

— Но это же не наша родина, — возразили они.

— Да, но эта страна ничем не хуже нашей, если не вспоминать о ней...

— А как же отец?

— А что отец? Его тут нет. Он далеко. С какой стати я должен вечно сидеть и ждать, когда он придет? У меня появятся новые друзья, я заживу по-новому. А отец... Придет, так придет, но я не стану ждать у моря погоды.

И оставшиеся трое братьев, ничего больше не добившись от строителя хижины, ушли. Они продолжали собираться у костра, вспоминать о родине и мечтать о

возвращении.

Через несколько дней и второй сын не появился у костра. Утром они обнаружили

его в долине; он внимательно наблюдал за хижиной другого их брата.

— Какая мерзость! — сказал он им, едва они подошли. — Наш брат — форменный

негодяй. Позорит пашу семью. Подумать только, до чего он докатился! Как можно

строить эту хижину, забыв про нашего отца?

— Он неправильно себя повел, — согласился самый младший, — но и мы натворили

дел. Мы нарушили волю отца. Мы полезли в реку. Мы не слушали отцовских