Вячеслав Рыбаков - Хольм ван Зайчик как зеркало русского консерватизма

А меж тем утопии подобного рода долго считались у нас полноценным этапом развития коммунистического учения. Будучи частью европейской культуры, вместе с нею именно эти представления о светлом будущем оказались трансплантированы в русскую культуру в восемнадцатом веке и зажили в ней своей жизнью. Только диву даешься, насколько похожи на сочинения Мора и Кампанеллы советские утопии первого послереволюционного десятилетия своей жестокостью, фанатизмом и абсолютно неосознаваемой тотальной несвободой.

Поразительно, но китайская культура, будучи много старше не только российской, но и европейской, практически не создала, как и российская, сколько-нибудь подробных моделей светлого будущего. Поверьте мне на слово: за две с половиной тысячи лет, прошедшие после Конфуция, Китай мало чем обогатил те представления о социальном идеале, что были сформулированы еще на заре цивилизации в столь любимом ван Зайчиком «Лунь юе». Спокойная старость, единодушие между теми, кто занят общим делом, и сытые дети под присмотром. Обихоженные упитанные старики, доверяющие друг другу деятельные мужчины во цвете лет, вдовы и бобыли, имеющие убежище и пристанище, здоровая воспитанная ребятня. И все надлежащим образом заботятся друг о друге. Вот и весь китайский коммунизм, на все века.

Но зато было сделано то, до чего европейская культура не додумалась ни в малейшей степени, а потому и России не смогла передать. Подробнейшим образом была разработана концепция этической личности. Эта личность сама, безо всякого принуждения свыше или со стороны, созидает социальный идеал и не может этого не делать, потому что так велит совесть. Культура создала выпуклый, объемный, эмоционально в высшей степени привлекательный образ человека, который просто в силу своей трудовой управленческой деятельности преобразует социальную реальность из сущей в должную. И уже потому только, что этот человек сам-то честен, верен долгу и справедлив, продуктом его повседневной работы является постепенно, мирно, безо всяких революционных потрясений возникающее из реального настоящего светлое будущее. Не так уж важны подробности его устройства, это все рабочие частности — важно, что его созидают люди с большой буквы.

На заманчивости и воспитательно-образовательной эффективности образа совершенного мужа китайская цивилизация стояла в течение двух тысяч лет.

Если под этим углом зрения проанализировать лучшие советские утопии прошлого века, прежде всего — сформировавшие представления о Мире Полудня тексты братьев Стругацких, невозможно не почувствовать, что, хотя мир этот было принято полагать коммунистическим, мотивационная база людей Полудня крайне далека от предлагавшихся европейскими утопиями, но зато практически совпадает с мотивационной базой конфуцианского управленца. Остается лишь развести руками, но даже общая тональность едина с конфуцианством и абсолютно противоположна европейским утопиям: минимум социально-экономических подробностей, минимум конкретных организационных рецептов, но — максимум культурных стимулов и ярких, манящих деталей, демонстрирующих, каков, собственно, сам человек.

В отличие от утопий тоталитарных, наперебой рвущихся простой грубой регламентацией перелопатить неправильного человека в человека принципиально иного, правильного, по-настоящему гуманистические и жизнеутверждающие социальные модели, ни в малейшей степени не подозревая друг о друге и вроде бы несхожие во всем, с древности до наших дней рисуют Человека Воспитанного Творческого Деятельного Ответственного психологически однотипно и лишь одевают его несколько по-разному: то в чиновничий халат, то в скафандр звездолетчика.

Безусловно, ван Зайчик полностью погружен именно в эту традицию. И то, что конфуцианская ее версия и версия русская, развившаяся совершенно самостоятельно, в сущностных своих элементах совпали столь полно, дало нам уникальную возможность нарисовать мир, в котором у всякого порядочного человека чиновничий халат и скафандр звездолетчика могли бы висеть в одном платяном шкафу. Потому что именно для порядочного человека там все пути открыты. Потому что именно таким человеком хочется стать. Во всяком случае, таким хочется стать всем ордусским детям. А уж потом конкретные занятия приложатся; смотря по ним — и оденемся.

Конечно, с точки зрения иной цивилизации это консерватизм. Что может быть более устаревшим — верность этическим нормам! Какая перспектива может быть более безрадостной и экономически невыгодной — думать о других прежде, чем о себе! То ли дело прогрессивная перспектива Европы: все более ожесточенное состязание, стволовые клетки для богатеев, марихуана в меню школьных завтраков, переименование папы и мамы в родителя А и родителя Б да легализация педофилии как одной из равноправных сексуальных ориентаций, а детской эвтаназии — как истинного гуманизма. А там и до некрофилии рукой подать, а там — и до копрофагии...

Почему все это безобразие, с точки зрения большинства человечества — отвратительное, вообще может казаться привлекательным хоть кому-то?

Представления о желанном будущем и представления о том, что есть социальный прогресс, конечно, связаны, но не полностью перекрывают друг друга. Не время и не место (потому что нет ни времени, ни места) это сейчас подробно доказывать, но случилось так, что европейская цивилизация представляет себе положительное развитие, социальный прогресс как нарастание количества свобод. Если вчера что-то было нельзя, а сегодня это стало можно, стало быть — мы развиваемся, идем в правильном направлении, прогрессируем.

С другой стороны, объективное усложнение социально-экономической реальности приводит к тому, что на самом деле зависимость индивидуума от общества все время растет — каждому нужны водопровод и канализация, банкоматы и аптеки, бензоколонки и Wi-Fi, пособия и кредиты, гаджеты и виджеты, и новые потребности порождаются чуть ли не каждый день, и все это должно бесперебойно работать где-то далеко вне индивидуума, без этого современный человек, не смотря ни на какую демократию, не ступит и шагу. И, самое смешное — все это требует оплаты; не таланта, не трудолюбия, не способности собрать хворост и разжечь печь, слепить пельмени, выследить зверя или спасти друга, но всего лишь способности вовремя заплатить все равно как добытыми деньгами. Со всеми своими правом голоса и правом на адвоката, свободой слова, вероисповеданий и собраний человек посажен на необходимость иметь деньги, точно на кол.

Этот вектор развития обусловлен природой господствующей экономической модели. А коль скоро экономика уже не позволяет увеличивать количество свобод, более того — она его неумолимо уменьшает, приходится разрешать то, что еще недавно было табуировано этикой, просто ради имитации прогресса.