Рязанов Александрович - Барон в юбке

Одет Лан Марвин был неброско, но надежно, чисто и добротно – в типичный костюм представителя пусть бедного, но гордого рода мокролясских дворян: крепкий, хоть и устаревшего фасона, бархатный камзол, проклепанный изнутри стальными бляхами, вставленными между слоями ткани. Вместо модных среди имперского дворянства рейтузов с гульфиком – широкие, тонкого полотна, шаровары, заправленные в добротные, воловьей кожи, ботфорты с отворотами. С плеч свисал легкий, но теплый, серовато-белый суконный плащ с капюшоном, скрепленный на груди массивной серебряной застежкой-фибулой.

Выглядывая из-за уха массивной крестовиной рукояти, за его спиной мрачно поблескивал в тусклом свете чадящих масляных ламп, гигантских размеров ланский меч с волнистым лезвием – родовая реликвия рода Вайтехов. По причине своей бесценности, клинок находился не в ременной петле, как обычно носят подобные фламберы, а в богато инкрустированных ‘парадных’ ножнах, подвешенных к мудреной портупее.

Пострадать лану Марвину довелось от неправедного поклепа: во время отсутствия мужа, жена местного герцога – сенора Ле Куаре – довольно пылкая и любвеобильная особа, отличающаяся, наряду с весьма тяжелым нравом, порочной слабостью к гренадерских пропорций особам мужеска полу, воспылала страстью к молодому и, не смотря на многочисленные военные подвиги, простодушному, словно ребенок, красавцу-виконту.

Тот, как на грех, служил у ее мужа начальником дворцовой гвардии.

Воспитанный в довольно пуританских условиях провинциальной глубинки, виконт шарахался от непристойных домогательств, словно черт от ладана, чем вызвал, в конце концов, лютую ненависть герцогини.

К возвращению герцога из столицы, против непокорного капитана гвардии уже было состряпано грязное дельце, в котором тот обвинялся в совращении одной из фрейлин ее высочества – длинной, рябой, и, как смертный грех, страшной, троюродной кузины герцогини – мол та, поверив его домогательствам, отдалась ему, забеременела и вот-вот ждет ребенка.

Слабовольный герцог, безмерно любивший свою жену, волей-неволей прислушивался к мнению ее многочисленной родни, слетевшейся, словно мухи на мед, после их свадьбы со всех концов гигантской Преворийской Империи, и давно уже прибравшей под себя все мало-мальски значимые и доходные посты в герцогстве. Те уже потирали руки от открывшейся возможности породниться с древней, и, не смотря на полное поражение в Трехсотлетней войне сто пятьдесят лет назад, все еще очень популярной в Мокролясье фамилией Вайтехов. Пусть Вайтехи и не имели с тех пор ни кола, ни двора, согласно Ленному Договору, но такой брак крепко упрочил бы в Мокролясье позиции пришлой из разных концов Империи родни герцогини.

Марвин, как начальник дворцовой стражи, не понаслышке знавший, когда, как, и при каких условиях забеременела вышеупомянутая фрейлина, весьма любившая поразвлечься со смазливыми мальчиками из дворцовой обслуги, наотрез отказался покрывать чужой грех, за что окончательно впал в немилость.

– И чего ты, Марвин, полез на конфронтацию с этой стервой? – глядя осоловелыми глазами на хмурого, словно туча, друга, пробормотал маленький, смешно одетый человечек, один из сидевших за столом, – Ну, отодрал бы ты ея Высочество разок, глядишь, она бы и остыла…

Лан Марвин с трудом поднял тяжелую голову и вперил мрачный взгляд в говорившего:

– Да-а-а?!!!…

Ну …, может, и не разок,но через месяц она бы точно остыла, ты ведь знаешь ее ветреность…

– А теперь вот,- или женись на этой шлюхе Фируллине, или суй шею в петлю, как совратитель ‘ девы благородного сословия’, а благородства в той деве – что молока у козла…

– Нет! – Огромный пудовый кулак с грохотом опустился на жалобно хрустнувший массивный дубовый стол. На соседних столах подпрыгнули кружки с пивом, разговоры в помещении мгновенно стихли. Все с удивлением и опаской внимали звучному, словно иерихонская труба, басу виконта:

– Девиз Вайтехов: – ‘Честь и верность!!!’

– И никто…

– Вы слышите?!! – Никто и никогда не подтолкнет истинного Вайтеха на действия, способные бросить пятно на его честь!!! Лучше смерть!!!

Неведомая сила подорвала слегка шатающегося гиганта резко встать, но маленькое зданьице не было рассчитано на столь рослых посетителей: в наступившей гробовой тишине особенно громким показался треск перебитого головой поднимающегося лана низенького стропила, проходившего как раз прямо над его головой…

Яркий, пылающий взгляд лана Марвина медленно потух, затянутый мутной пленкой, гордо топорщившиеся под крупным носом пышные соломенные усы – гордость истинного мокролясского лана – печально обвисли, он мощно рухнул обратно на лавку. Та жалобно заскрипела, и, угрожающе прогнувшись, с треском подломилась, сам же виновник этого переполоха с грохотом рухнул на пол.

Вскочившие товарищи лана Марвина, столпившись в кучу, с трудом приподняв его, волоком вытащили на улицу, очумело трясущего головой и уже приходящего в себя, после удара, наверное, смертельного для простого смертного.

На улице бывшего капитана уже поджидал усиленный наряд до зубов вооруженной дворцовой стражи.

Вперед выступил слащавый, напомаженный и разряженный, словно гулящая девка, в шелка и бархат, офицерик – явно один из холуйствующих дворянчиков, состоящих в свите герцогини:

– Лан Марвин Кшиштоф Вайтех?

Поддерживаемый с боков друзьями, слегка контуженный стропилом виконт, разом, словно обретя второе дыхание, стряхнув с себя и оцепенение, и сгрудившихся вокруг него товарищей, резко выпрямился:

– Это я! С кем имею честь?

– Я, новый капитан дворцовой гвардии, Корвус Ле Бонн, направлен сюда, чтобы арестовать вас! Сдайте ваше оружие и следуйте за мной, вас ожидает скорый и справедливый суд герцога…

Его речь прервал тихий звенящий шелест клинков, мгновенно покинувших при этих словах ножны ланов, сопровождавших виконта.

… Ле Бонн заткнулся на середине фразы, подавившись невысказанным словом, его холеное, румяное личико с выщипанными по последней моде в тоненькую ниточку бровями, мгновенно посеревшее, перекосила гримаса ужаса:

– Вы… Вы не посмеете… Я…

… Я представляю здесь самого герцога, сеньора этого края… Это… Это просто возмутительно!

Лан Марвин выступил вперед, успокаивающе вытянув руку к ощетинившимся клинками друзьям:

– Други! Ле Бонн прав, герцог все еще наш сеньор, мой прапрадед лично принес оммаж его предку перед угрозой еще более страшной, чем Империя, я обязан подчиниться воле господина…

Он снял перевязь с мечом и передал его стоящему позади молодому рыцарю с горящим взором и до крови закушенной губой:

– Береги его, Ламек: пока этот меч держит рука мокролясского лана, наш многострадальный край все еще имеет надежду…