Лора Уайлдер - Домик в прерии

Мэри с Лорой очень обрадовались и принялись скакать по комнате, хлопая в ладоши.

Мэри кричала:

— Я хочу жареную лапку! Я хочу жареную лапку!

Она не знала, какая у медведя огромная лапища.

Когда папа вернулся домой, у него в санях лежал не только медведь, но и свинья. Пробираясь по лесу с большим капканом в руках и с ружьем за плечами, он вдруг увидел, что за большой, покрытой снегом сосной стоит медведь.

Медведь только что задрал свинью и приготовился ее съесть. Он стоял на задних лапах, а свинью держал в передних, словно в руках

Медведя папа застрелил, а свинью тоже взял с собой, потому что никак не мог узнать, чья она и откуда взялась.

— Пришлось привезти эту ветчину домой. — сказал папа.

Теперь свежего мяса хватит надолго.

Дни и ночи стали такие холодные, что свинина, сложенная в ящик, и медвежатина, висевшая в чулане у задней двери, крепко промерзли и не оттаивали.

Когда мама хотела приготовить на обед свежего мяса, папа брал топор и отрубал кусок свинины или медвежатины. Колбасные шарики, солонину, копченые окорока и оленину мама могла сама достать с чердака или из чулана.

Снег все падал и падал, и наконец весь дом замело. По утрам окна были покрыты узорами из сказочных деревьев, цветов и эльфов

Мама говорила, что ночью приходил Джек-Мороз и, пока все спали, рисовал на окнах свои узоры. Дора думала, что Джек-Мороз — маленький, белый как снег человечек. У него все белое: на голове сверкает остроконечная белая шапочка, а на ногах — высокие белые сапожки из оленьей кожи Шуба и рукавички у него тоже белые. Ружья у него нет, а в руках он носит блестящие острые инструменты и вырезает ими свои узоры.

Мама разрешила Мэри и Доре брать ее наперсток и рисовать им на замерзших стеклах красивые кружочки, но девочки никогда не портили картинки Джека-Мороза.

Если они дышали на стекло, белая изморозь таяла и по стеклу сбегали вниз капельки воды, а через окно можно было увидеть сугробы и высокие черные деревья, которые отбрасывали на белый снег прозрачные синие тени.

______

Каждый день Лора с Мэри помогали маме по хозяйству. Утром надо было вытирать посуду. Мэри успевала вытереть больше посуды, чем Лора, потому что она была старше, а Лора очень старательно вытирала свою маленькую чашку и тарелку.

Пока посуду вытирали и ставили на место, проветривалась постель. Потом Мэри и Лора, стоя по обе стороны своей кроватки, аккуратно разглаживали и подтыкали одеяла, взбивали и укладывали на место подушки. а мама задвигала их кроватку под большую кровать. Покончив с посудой и постелями, мама принималась за те дела, которые полагалось сделать именно в этот день недели.

Она говорила:

Стирать — в понедельник,

гладить — во вторник,

штопать — в среду,

сбивать масло — в четверг,

убирать — в пятницу,

печь хлеб — в субботу,

отдыхать — в воскресенье.

Каждую субботу, когда мама пекла хлеб, она давала девочкам по кусочку теста и они пекли себе маленькие хлебцы. Если тесто было сладкое, из него пекли печенье, а однажды Лора даже спекла в своей песочной формочке пирожок.

Окончив работу, мама иногда вырезала из плотной белой бумаги кукол и карандашом рисовала им лица. Из кусочков цветной бумаги она мастерила куклам платья, шляпки, ленты и кружева, так что куклы у Мэри и Лоры всегда были очень нарядные.

Но лучше всего бывало вечерами, когда папа возвращался домой. Целый день он бродил по глубокому снегу, и с его бороды и усов свисали маленькие сосульки. Он укладывал над дверью ружье, сбрасывал меховую шапку, куртку, варежки и громко спрашивал:

— Где мой маленький Бочонок с сидром?

Бочонком папа прозвал Лору, потому что она была такая маленькая.

Лора с Мэри забирались к папе на колени и сидели, пока он грелся у очага. Потом он снова надевал шапку, куртку и варежки и выходил во двор покормить животных и принести дров.

Иногда, если папа успевал быстро обойти капканы, потому что в них никто не попался, или если ему посчастливилось сразу набрести на дичь, он возвращался домой пораньше. Тогда у него оставалось время поиграть с девочками.

Они очень любили играть в бешеную собаку. Папа взлохмачивал себе волосы, становился на четвереньки и с рычаньем носился по комнате за Мэри и Лорой, стараясь загнать их в какой-нибудь тесный угол.

Девочки проворно увертывались и удирали, но однажды папа прижал их к ящику для дров за печкой, откуда им было никак не выбраться. Папа рычал, как настоящая собака, волосы у него торчали во все стороны, глаза свирепо сверкали, и Мэри так испугалась, что от страха не могла шевельнуться. Когда папа подполз поближе, Лора дико завопила и перепрыгнула через ящик, увлекая за собой Мэри.

И тут бешеной собаки сразу как не бывало. Перед Лорой стоял папа и глядел на нее сияющими голубыми глазами. Он сказал:

— Хоть ты и «маленький бочонок с сидром», но провалиться мне на этом самом месте, если ты не сильнее французской лошадки.

— Нельзя так пугать детей, Чарльз,— сказала мама. — Посмотри, какие у них большие глаза. Папа посмотрел, а потом взял скрипку, стал играть и петь:

Янки Дудль в город пошел

В паре парадных штанов.

Только города не нашел

Из-за скопленья домов.

И Лора, и Мэри тотчас забыли про бешеную собаку!

Зато он там видел такое ружье:

Ствол — как кленовый ствол.

А чтобы ружье навести на цель.

В упряжку впрягался вол.

Для выстрела порох несли в мешках

Пять здоровенных парней.

И штука бабахнула: "Бах-бабах" —

Только в сто раз слышней!

Папа отбивал ритм ногой, а Лора хлопала под музыку в ладоши.

Споем же про Янки Дудля,

Споем же про Янки Дудля,

Споем же про Янки Ду-ду-дудля,

Споем же про Янки Дудля!*[1]

В одиноком бревенчатом домике, затерянном в дремучих лесах среди глубоких снегов, даже в зимнюю стужу было тепло и уютно. Папе, маме, Мэри с Лорой и Крошке Кэрри в нем было хорошо, и они были счастливы, особенно по вечерам.

Яркое пламя очага освещало комнату, толстые стены защищали их от холода, тьмы и диких зверей, а пятнистый бульдог Джек и черная кошка Сьюзен лежали и жмурились, поглядывая на огоньки в очаге.

Мама сидела в кресле-качалке и шила. Настольная керосиновая лампа светила ровным ярким светом. На дне стеклянного шара с керосином лежал слой соли, чтобы керосин не взорвался, а среди кристалликов соли — алые фланелевые лоскутки, которые мама положила туда для красоты. Это и вправду было очень красиво.