Феликс Семяновский - Повесть о фронтовом детстве

Пётр Иваныч проверил, у всех ли есть индивидуальные пакеты. В пакете бинт и два куска ваты. Если ранят, сам себе перевязку сделаешь.

– Погодка нудная, – предупредил Пётр Иваныч. – Ни дождь, ни ветер, а так себе, морока в небе и на земле. Ежели кого на кашель тянет, взять с собой хлеба.

Он посмотрел на часы:

– Разойдись. Надеть плащ-палатки. Выходим через две минуты.

Разведчики снова молча присели.

Пётр Иваныч негромко скомандовал «вперёд» и первый вышел из хаты. Мы с дядей Васей вышли следом. На улице было темно и сыро. Моросил дождь. Под ногами разведчиков зашелестела мокрая трава. Они вышли на дорогу, свернули влево и быстро, как днём, зашагали к переднему краю. Грязь хлюпала всё тише…

Разведчики скрылись в темноте. Мы с дядей Васей немного постояли у дороги и вернулись в хату. Было тихо, пусто, одиноко. По полу и стенам ходили красные пятна от печки. Падали они и на иконы в углу, и на фотографии на стенах. У Третьяка таких икон висело много. Хозяев этой хаты я так и не видел. Наверное, прятались где-нибудь, ждали, когда мы уйдём.

Дядя Вася вымыл посуду, прибрал на столе, подмёл пол, взбил сено, аккуратно, одну к одной постелил шинели. Он искал глазами, что бы ещё сделать, но в хате уже был полный порядок. Он присел на скамейку у печки. Отблеск огня осветил его седые волосы, коснулся рук, и я увидел, какие они у него мозолистые, рабочие. У меня тоже были мозоли. Сначала я даже стонал и плакал от боли. А потом, когда мозоли затвердели, было легко ворочать и вилами и лопатой. Дядя Вася смотрел на огонь, и я почувствовал, что он тоже думает о разведчиках, тревожится о них.

Я всегда любил, когда Третьяк куда-нибудь уезжал и в доме наступала тишина. Но сейчас тишина не радовала. Быстрей бы вернулись разведчики и в хате стало шумно и весело!

– Дядя Вася, а кто Пётр Иваныч?

– Он-то? Сибиряк. Слыхал небось про Сибирь? Сибиряки – народ крепкий, надёжный. С ними не пропадёшь.

– А за что ему золотую нашивку дали?

– В бою его ранили тяжело. Еле выходили в госпитале. Вот и носит нашивку.

– А Витя откуда?

– Из Воронежа. Витюшка у нас парень золотой. Самый грамотный. На учителя учился. После войны, ежели жив останется, кончит свою науку, хороший учитель будет.

Вот и дядя Вася тоже Витю любит.

– А Яшка?

– Горьковский. На Волге жил. Зелёный ещё. Только-только воевать начал. А так смышлёный. С Петром Иванычем солдатскую науку быстро пройдёт. Хороший разведчик будет.

А я смогу солдатскую науку пройти? Если бы Пётр Иваныч объяснил мне её, показал, я бы тоже мог хорошим разведчиком стать.

– А вы?

– Я-то? Из-под Калуги. Есть там городишко Малоярославец, а под ним и деревня моя – Петровское. Там и жил, в колхозе работал.

Сколько всяких городов на свете! Я и не знал о них ничего.

Дядя Вася рассказал мне и о других разведчиках, кто откуда на фронт пошёл. Потом мы надолго замолчали.

Я устал сидеть у печки и подошёл к столу. На нём лежал автомат дяди Васи и патроны в картонных коробочках. Автомат нельзя трогать, он не игрушка. А патрончиками поиграть можно. Я набрал их целую горсть и начал расставлять на столе. Вот этот, самый боевой, – Пётр Иваныч, самый белый – Витя, а самый красный – Яшка. Эти – остальные разведчики. Два самых чёрных патрончика – фрицы. Они спрятались за консервной банкой. Наши приметили их и незаметно подбираются. Они уже проползли через наш передний край – куски сахара, подползли к бугру – горбушке и притаились. Вдруг как выскочат – и на фрицев! Связали их, скрутили и поволокли к нашей хате – буханке. Потом разведчики и меня взяли с собой в поиск. Я ползу с автоматом и первый вижу фрица. Он не слышит, как я подкрадываюсь к нему. Я наставляю на него автомат и громко кричу: «Хенде хох!» [1]. Фриц поднимает руки. Я привожу его к разведчикам, и они благодарят меня. Но вот с ними случилось несчастье. Они попали в засаду. Фрицы наседают со всех сторон. И тут я бегу на помощь, расстреливаю их из автомата, выручаю наших. И теперь они всегда берут меня с собой в разведку.

Наверное, уже много времени прошло. Я вышел во двор. Была глубокая ночь. Шелестел дождь, густо поблескивали лужи. Порывами налетал ветер. Я ёжился от холода, всматривался в темноту и прислушивался, не раздадутся ли шаги разведчиков.

Ничего не слышно. Только с переднего края доносилась редкая перестрелка: стрелял то наш пулемёт, то немецкий. В чёрном небе чиркали трассирующие пули. В разных местах взлетали ракеты. Они пятнами светились в воздухе.

А здесь, в селе, была глухая тишина. Село точно насторожилось. Тишина угрожала. Казалось, что кто-то подкрадывается сзади и вот-вот бросится на меня. Я оглядывался, но никого не было.

Когда я привык к темноте, то увидел, что не только мы с дядей Васей не спали в эту ночь. У хаты, где сейчас был штаб, ходил часовой. Вот открылась дверь, появилась полоска света. Из хаты вышел командир. Потом сразу ещё несколько командиров. Прошли бойцы по дороге. За ними проехали повозки, и слышно было, как чавкала грязь под копытами лошадей. На повозках громоздились какие-то ящики. Может, снаряды для пушек?

Становилось всё холодней. Лучше я подожду разведчиков в хате, а то здесь совсем замёрзнешь.

Я вбежал в хату. Дядя Вася всё так же сидел на скамеечке и смотрел на огонь.

Я сел рядом с ним. Почему так долго разведчики не возвращались? Кружилась голова, слипались глаза. И дядя Вася тоже, наверное, хотел спать. Но он ждал наших, топил для них печку. Выходит, и мне надо терпеть. Но усталость совсем одолела меня. Я привалился к плечу дяди Васи и уснул так крепко, что уже ничего не чувствовал.

Проснулся я на рассвете. За окном было серо, стёкла запотели от холода. Я лежал на сене, укрытый шинелью.

Разведчиков ещё не было. Хорошо, что я вовремя проснулся.

И тут стукнула дверь, в хату вошёл Пётр Иваныч, за ним остальные разведчики. Все тринадцать. С их сапог и плащ-палаток стекала вода. Маскхалаты были все в грязи.

Дядя Вася командовал:

– Снимайте всё! Сейчас просушим.

Он быстро отряхнул одежду и развесил её на верёвках. Сапоги поставил к печке.

А где же «язык»? Может, его в сенях оставили? Но и там его не было. Неужели наши вернулись без «языка»? Что же теперь будет?

– Умыться, протереть автоматы и смазать! – приказал Пётр Иваныч.

Витя умывался первым. Дядя Вася сливал ему.

– Досталось вам? – спросил он.

– Да нет, не очень. Полежали немного, посмотрели на фрицев – и назад.

Витя нарочно так говорил, чтобы успокоить меня и дядю Васю.

В хату вошёл лейтенант из штаба. У него было совсем не сердитое лицо. Он даже улыбался. Ничего не понятно.

– Молодцы! – сказал лейтенант. – Батя приказал благодарность передать. Прислал с картой – все ваши сведения на неё перенести.