Леонид Асанов - Чесма

Двадцать пять лет я не видел моря. Выйдя в отставку в 1777 году, женился я на младшей дочери соседей наших, старинных друзей моих родителей. С тех пор живём мы безвыездно в своей небогатой усадьбе в полуверсте от богом забытой деревеньки Забужье на Новгородчине. Только на старинных гравюрах да на картах, сохранившихся с лет моей службы во флоте, можно увидеть здесь моря и океаны, дальние крепости, гордые очертания линейных кораблей. Да ещё во сне иногда слышится мне грохот океанских валов, свист ветра в снастях и раскаты выстрелов корабельных орудий…

Двух дочерей родила мне жена. А как же мне хотелось сына!

Сына, чтобы рассказать ему о плаваниях и сражениях минувших дней, чтобы воспитать в нём доблесть, отвагу и преданность Отечеству, чтобы, как вырастет, направить его на флот, дабы продолжил он дело отца своего — дело служения России. Годы мои уже немалые, и, как знать, доведётся ли мне увидеть въяве наследника своего мужеска полу — будь то внук или правнук. Но хотел бы я передать ему рассказ свой о деле великом, небывалом, в каком довелось, мне участвовать много лет тому назад — о славном Чесменском сражении, о победе, одержанной нами 26 июня 1770 года в далёком Эгейском море.

И вот, уединясь в светёлке, положил я пред собою лист бумаги, развёл чернила и очинил гусиное перо.

Но прежде, чем начну, сделаю одно предуведомление. Не раз доводилось мне рассказывать эту историю: и в столичном Санкт- Петербурге, и в гостях у помещиков-соседей, и у себя дома.

И давно уже я заметил: едва лишь зазвучат слова, принятые в морском обиходе — ванты, [1] Ванты — толстые смолёные верёвки, держание мачту с бортов. стеньги, [2] Стеньга — продолжение верхнего конца судовой мачты. шпринг, [3] Шпринг — якорь, расположенный на корме судна. — у слушателей моих вытягиваются лица, глаза становятся сонными и унылыми.

А как же непросто обойтись без этих слов! Как не сказать, что ежели б в Хиосском проливе мы корабли свои поставили на шпринг, то большой урон неприятелю бы учинили? Как не упомянуть, что в знаменитую ту ночь ветер дул с норда. [4] Норд — север.

Но и в этот раз, приступая к изложению моей истории, я постараюсь обойтись без тех слов, какие во всём нашем уезде, быть может, я один только и знаю. Ты же, потомок мой незнаемый, внук мой, правнук или праправнук, если последуешь моему завету и пойдёшь в морскую службу, науку корабельную постигнув, сам уразумеешь всё то, чего я не досказал.

Как оказались мы в тех далёких водах? В 1768 году, в царствование императрицы Екатерины II, разразилась война России с Турцией. Блистательная Порта (так называлась Турецкая империя) была в те времена одним из сильнейших государств мира.

Однако Россия готовилась дать неприятелю достойный отпор не только на суше, но и на море. Решено было направить в Средиземное море российский флот, чтобы нежданно-негаданно ударить по врагу с юга.

Сейчас, четверть века спустя, даже подумать странно, что в те годы у нас не было ни одного порта, ни одного корабля на Чёрном и Азовском морях. Флот российский, основанный государем Петром Великим, весь находился на Балтике. Немало побед одержали русские моряки во время долгих войн за Балтийское побережье. Были в российском флоте и отважные офицеры, и опытные штурманы, были и адмиралы, поседевшие на морской службе. Но всё-таки секретная экспедиция, которую предстояло совершить теперь русской эскадре, казалась делом неслыханным.

Кораблям следовало миновать Балтику, проливы, Немецкое море и, обогнув почти всю Европу, войти в море Средиземное, а там вступить в сражение с турецким флотом. Судьба экспедиции вызывала понятную тревогу: как знать, дойдут ли корабли?

А если дойдут, сохранится ли их боевая сила, не станут ли они лёгкой добычей турецкого флота, который в тех водах чувствовал себя как дома?

Есть стародавняя история о том, как древний скифский мудрец по имени Анахарсис отправился на корабле из Скифии в Грецию. И спросил его во время плавания некий матрос:

— Скажи, мудрец, велико ли расстояние между жизнью и смертью?

— Ответь мне сначала, какой толщины борта твоего корабля? — спросил Анахарсис.

— Три пальца.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос, — сказал мудрец.

Много веков прошло с того плавания, но и поныне расстояние между жизнью и смертью для нас, моряков, меряется толщиной корабельного борта.

Это теперь у новых кораблей днища зачастую обиты листами меди, чтоб не так сильно обрастали они ракушками и водорослями, чтобы не протекала вода в щели. А во времена нашего плавания только конопатка да смола служили преградой для волн океана.

Среди всех созданий рук человеческих парусный военный корабль, быть может, самое сложное. Что рассказать тебе о нём?

Корпус корабля покрыт снаружи обшивкой из плотно пригнанных досок. Внутри него, подобно этажам в доме, расположено несколько палуб. Там хранится припас: и еда, и вода, и парусина, порох, ядра — всё, необходимое для жизни, для плавания, для войны.

На палубах спят и матросы, а их на большом корабле более полутысячи, иначе не справиться с огромными парусами.

По бортам расположены пушки, их на кораблях по шестьдесят и больше. Установлены они на лафетах, а лафеты прикованы цепями к бортам, иначе во время качки или при отдаче после выстрела орудие может сорваться с места и наделать немало бед. Бьют наши пушки шагов на сто — сто пятьдесят. (Хотя ты понимаешь, конечно, что по морю никто не шагает и моряки меряют расстояние другими мерами.) Но чтоб нанести врагу наибольший урон, суда в бою сходятся на расстояние в пятьдесят — шестьдесят шагов. Страшен бывает тогда удар бортовой артиллерии!

Высоко в небо уходят корабельные мачты из лучших, отборных сосен. Поперечины — реи поднимают вверх пеньковые просмолённые снасти, на них натягивает ветер громадные белые полотнища парусов. «Трёк! Трёк!» — раздаётся дружный выкрик матросов, когда они натягивают снасти или убирают паруса. И боцманы тоже тут как тут, в руках линьки — короткие верёвки с узлом на конце. Эти не зевают, чуть кто приотстал — хлестнут линьком вдоль спины, матрос и не охнет. Дело суровое, море шуток не любит.