Юрий Ермолаев - Тайные шефы

— Этот мёд невыгодный, он во рту тает, — объявила хозяйственная Светка.

Все засмеялись, а Степан Григорьевич подложил нам ещё по ложке мёда.

— Я сначала расстроился, что не поехал с ребятами, а теперь даже рад, — сказал Гоша, откусывая кусок булки с мёдом.

— И я рад, что не поехал, — с полным ртом проговорил Антон.

— А куда уехали ваши друзья? — спросил Степан Григорьевич.

Мы рассказали про Адельку и Нину Петровну.

— Ваших друзей я тоже угощу мёдом, — сказал Степан Григорьевич, — мне прислали две такие банки.

Тут раздался входной звонок.

— Это наши! — с полным ртом проговорил Гоша, и мы побежали открывать.

В дверях стояла вожатая. У меня прямо ноги подкосились от такой неожиданности. Сразу захотелось попрощаться и уйти. Но это выглядело бы ещё более подозрительно. Я постарался улыбнуться вожатой, поздоровался и вернулся допивать чай. Гоша, Светка и Антон пошли в комнату за мной.

— Я привезла тебе сумку, которую брала в прошлый раз… — чмокнув Степана Григорьевича в щёку, сказала вожатая. — А у тебя гости, и один из них мне хорошо знаком, — тут вожатая посмотрела на меня.

— Кто ж такого героя не знает, — ответил ей Степан Григорьевич.

— Ну, как вам нравятся ваши новые вожатые? — обратилась племянница Степана Григорьевича к Гоше и Светке. — Не забывают вас?

— Что вы! — возмутилась Светка.

— Мы каждый день видимся, — ответил с полным ртом Гоша.

— Я чувствовала, что они подходящие ребята, — улыбнулась вожатая дяде, — их только нужно было раскачать. А малышей они любят.

— Это заметно, — согласился Степан Григорьевич, имея в виду меня и Павлика, — они всегда после школы во дворе играют. И всякий раз что‑нибудь придумывают.

— Ну уж и всякий! — возразил я Степану Григорьевичу.

— Конечно, ты будешь возражать, иначе и быть не может! — упрекнула меня вожатая, решив, что я злюсь на Яшу и Костю, потому что она их хвалит. И вожатая снова обратилась к Степану Григорьевичу: — Чудесные они ребята, а главное, скромные. Ты только представь: во время моего разговора с ними даже сделали вид, будто не очень хотят идти к октябрятам. Какой‑то кружок себе придумали, технический. А сами в этот же день побежали. Надо будет отметить их на нашем активе.

Меня точно кипятком ошпарило.

— А когда он будет? — выдавил я из себя.

— Собирались провести в начале будущей недели, но я заболела. Так что теперь в конце месяца, после спортивных соревнований. — И она повернулась к Светке и Гоше: — И вы приходите обязательно. Расскажете, как с вами новые вожатые работают. Многим будет полезно вас послушать.

Я сидел ни жив ни мертв. А тут ещё Гоша подбавил:

— А как нам их на этом активе называть? — спросил он, очевидно имея в виду наши настоящие имена и вымышленные.

Но вожатая поняла его по‑своему:

— Молодцами назовите, вот как!

Степан Григорьевич налил племяннице чая. Я воспользовался этим и переменил тему разговора:

— У Степана Григорьевича мёд удивительный, из Заполярья!

— Мёд там появился всего пятнадцать лет назад, — заявил Гоша. — Его друг Степана Григорьевича вывел.

— Вот возьми и напиши этому учёному, — сказала Гоше вожатая. — А получишь ответ, на сборе звёздочки прочтёшь.

— Нет, — возразил Гоша, — я уже переписываюсь с Крокодилом Геной. Хочу, чтобы он ту вредную старушку, которая его с друзьями ссорит, проглотил.

Вожатая засмеялась, и мы тоже. Это разрядило обстановку, разговор перешёл на мультфильмы, которые показывали на этой неделе по телевизору. Потом вожатая посоветовала нам не есть сейчас на улице мороженое (наверное, сама ела, вот и простудилась) и стала прощаться. Ей далеко ехать, да и дел из‑за этой ангины накопилось много. Степан Григорьевич отложил ей в банку мёда и велел взять с собой.

— От простуды хорошо помогает, — сказал он.

Как только вожатая ушла, я сразу повеселел и, ссылаясь на крепкий мёд, вытер платком пот с лица. Вот чего стоил мне её приход!

Мы стали расспрашивать Степана Григорьевича, какие у него есть книги о домашних животных и что нам ещё почитать о них, но тут зазвонил телефон. Степан Григорьевич снял трубку и почти сейчас же спросил кого‑то:

— Как выскочила? А что с Павликом?

Меня снова прошиб пот. Как удачно, что этот звонок раздался после ухода вожатой. Просто представить себе трудно, что было бы, если б она находилась ещё здесь.

— Я так и знал, что лиса от них убежит, — заявил Гоша, — без Кубарика они её ни за что не поймают.

— Погоди ты! — оборвала его Светка. — С Павликом что‑то случилось…

Мы посмотрели на Степана Григорьевича, а он уже говорил в трубку:

— Главное, не волнуйтесь, сейчас приедем. Вы только не уходите от этой телефонной будки, а то мы можем не найти вас. — Он положил трубку на аппарат и сказал: — Едем скорее! У них выскочила из машины лисица, и с Павликом что‑то произошло.

Меня прямо затрясло от услышанного. «Может быть, у лисы соскочил намордник, она накинулась на Павлика и покусала его?»

— Что с ним? — спросил я пересохшими губами.

— Выясним на месте, — коротко сказал Степан Григорьевич и, увидя, что Гоша тянет к двери Кубарика, посоветовал: — Оставь его с Арсом.

— С Арсом пусть остаётся, — согласился Гоша.

Мы вышли на лестничную площадку. В квартиру Нины Петровны звонил участковый врач. Нина Петровна открыла ему и увидела нас.

— Уже приехали? — спросила она, кутаясь в плед.

— Мы не уезжали, а они ещё не вернулись, — как можно спокойнее ответил я и предусмотрительно зажал рукой рот Антону.

— Ты чего? — замотал он головой. — Я же знаю: нельзя говорить, что лиса убежала.

Света громко закашляла и торопливо потянула Антона с лестницы. Хорошо, что Нина Петровна захлопнула дверь, не дослушав Антона. А Степан Григорьевич сказал ему:

— Даём тебе важное поручение. Беги домой и скажи матери, что мы уехали по срочному делу и можем немного задержаться. А больше ни о чём не говори. Нам самим ещё ничего не известно. Понял?

Антон закивал головой и, переполненный гордостью, быстро побежал к своему подъезду.

Около телефонной будки октябрят не было.

— Может, это не та будка? — предположил Гоша.

Но Степан Григорьевич велел нам оставаться здесь и никуда не уходить, а сам пошёл искать ребят.

Стал накрапывать дождь, и мы все трое втиснулись в телефонную будку. В ней было уютно, даже не хотелось вылезать. Как только к будке приближался кто‑то из прохожих, Гоша на всякий случай снимал трубку, дул в неё и кричал:

— Надо же! Деньги глотает, а не работает! Какое безобразие!