Януш Корчак - Лето в Михалувке

- Да, как же, небось и рядом с серебром не лежали!

Отец Маргулеса снимал в аренду фруктовый сад, у него было много груш, вишен, слив - и серебряные часы. Однажды, когда отец сторожил ночью сад, он простудился и вскоре умер, а мама спрятала часы, чтобы отдать сыну, когда тот вырастет. И ребята верят, что у Маргулеса есть серебряные часы.

Воспитатель, господин Герман, предлагает спеть хором, чтобы ребята отдохнули перед завтраком.

Завтрак в лесу. Мальчики спорят, в какой группе дежурный быстрее раздаст хлеб.

- У нас уже двадцатый получил, а у них только четырнадцатый, говорят они с гордостью.

Экономка приготовила ребятам сюрприз - вдруг появилась в лесу с ведром воды. А пить так хочется - жарко. На каждого приходится по полкружки. Несмотря на жару, в лапту играют все. Не растерять бы только мячи на лугу. А через три дня вылазка в Орловский лес за ягодами на весь день.

Выступаем мы в поход, все в поход, все в поход!

Эй, ребята, марш вперед, марш вперед, марш вперед!

Землянику собирайте, собирайте, собирайте,

Да проворней! Не зевайте, не зевайте, гей!

Кто там хнычет по дороге, по дороге, по дороге:

"У меня устали ноги, ноги, ноги, ноги, ноги!.."

Он растяпа - сразу видно, сразу видно, сразу видно,

Пусть растяпе будет стыдно! Будет стыдно! Пусть!

До Орловского леса идти три версты с лишним. Первый привал в березовой роще, второй - на лужайке у железнодорожной насыпи, третий - подле засеянного клевером поля.

Мы сидим у дороги, и пыль летит прямо на наш завтрак.

- Идите, ребята, на поле, тут вон какая пылища, - говорит крестьянин.

- Да ведь там клевер посеян, потопчут?

- Чего там босые потопчут? Айда, ребята! Мое поле, я позволяю.

Польский крестьянин! Посмотри получше на этих ребят. В городе их не пустят ни в один сад, сторож метлой прогонит их со двора, прохожий столкнет с тротуара, кучер огреет кнутом на мостовой. Ведь это "Мосейки". И ты не гонишь их из-под придорожной вербы, где они сели отдохнуть, а зовешь к себе на поле!

Крестьянин весело и ласково улыбается детям, а ребятишки осторожно ступают по клеверу, чтобы не причинить убытка радушному хозяину.

Он расспрашивает ребят, что они делают дома, в Варшаве, и объясняет, где в здешнем лесу больше всего "ягодов".

А "ягодов" в Орловском лесу видимо-невидимо; земляника крупная, красная, - ребята думали, что это малина.

Через час привезут обед. Милые дети! Сколько еще хотелось бы вам рассказать о том, чего вы не знаете и чего не знают многие люди, хотя они давно уже выросли!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Некрасивый Аншель. - Кто первый придумал

вставлять листья в букеты. - Больной Сикора

Аншель очень бледный и очень некрасивый мальчик - пожалуй, самый некрасивый во всей колонии. Товарищи его не любят, никто не хочет ходить с ним в паре, никто с ним не дружит.

Аншель из-за всего ссорится, на всякий пустяк жалуется; а когда получит домино, раскладывает его один на столе или завернет в носовой платок и носит в кармане - сам не играет и другим не дает

Аншель много ест - наверное, родители ему сказали, что если он будет много есть, то станет здоровым и сильным. А некрасивому мальчику очень хочется быть здоровым. Поэтому он и побоялся есть за обедом крыжовник, но и товарищам свою порцию не отдал.

Когда идет дождь, так приятно подвернуть штаны и шлепать по лужам; воспитатель хоть и сердится, но ведь в воду он не полезет - на нем сапоги. А Аншель во время дождя кутается в свою пелерину или просится в спальню.

Бывает, что он облокотится на стол на веранде и заснет, а по утрам он молится дольше всех и говорит, что играть по субботам в мяч грешно. А ведь игра в мяч - это не работа.

Как-то раз Аншель нарвал букет цветов. Букет получился некрасивый: хилые желтые цветы собраны кое-как - ну просто пук сорной травы.

Грозовский тоже любит желтые цветы, но совсем другие; Адамский-старший вставляет в свои букеты красивые зеленые листья. Это Прагер первый придумал так делать. У Прагера глаза голубые-голубые, он любит рвать незабудки и аир, и он всегда смеется, даже когда его кто-нибудь обидит. Только один раз заплакал, когда ему сказали, что отца, наверное, сошлют в такое место, где всегда холодно и снег.

И Тырман, и Фром, и маленький Гуркевич умеют подбирать букеты, а Аншель нарвал одних сорняков - ну не сорняков, конечно, но уж очень некрасивых цветов и листьев.

Но, если они ему нравятся, кому какое дело? А ребята выхватили у него букет и раскидали. И Аншель плакал.

Когда взрослому человеку грустно, он знает, что горе пройдет и снова будет весело. Когда плачет ребенок, ему кажется, что он уже теперь всегда будет плакать и никогда не утешится.

Аншелю взамен погибшего букета хотели дать ветку белой сирени, но он не взял; может быть, считал, что не достоин такого душистого цветка, а может быть, побоялся, что сирень принесет ему новые огорчения.

Ребята не знают, что Аншель не родился вздорным и злым; сперва он был только некрасивый и слабый, и никто не хотел с ним играть, а теперь он уже и сам никого не любит и скорее выбросит крыжовник, чем даст его другому.

Позже, когда Аншель привык к колонии и научился улыбаться, он уже не казался таким некрасивым, но друга у него по-прежнему не было. Иногда только Сикора играл с ним в домино.

Сикора тоже больной, но ребята его любят и охотно с ним играют. Они понимают, что Сикора болен, а про Аншеля думают, что он просто всегда бледный и очень злой.

Сикора болен уже давно. Говорят, он жил в сырой комнате, и у него стали болеть ноги. Его поили горьким лекарством и клали ему на сердце лед, а когда, наконец, боли и температура прошли, здоровье так и не вернулось.

И вот боли возобновились. Сикора дышит часто-часто и кашляет.

- Больно, - тихо говорит он и пробует улыбнуться, потому что ему не верится, что в колонии можно болеть.

Сикору уложили в постель и дали ему очень горькое лекарство. Он сразу заснул. А вечером, когда ребята шли в спальню, им сказали, чтобы они вели себя тише и не будили больного.

- Значит, Грозовский не будет сегодня играть на скрипке? огорченно спрашивают ребята.

- Нет, играть сегодня нельзя. Сикора болен.

И ребята тихонько входят в спальню, без шума моют ноги, далее ни разу из-за полотенец не поссорились, и сразу бегут каждый к своей постели: осторожно, на цыпочках, хотя все босые. И слышится только: "Тише, Сикора спит".

И так было не один, а целых три вечера подряд, потому что только на четвертый день Сикору вынесли вместе с кроватью на веранду. А еще через десять дней он уже принимал участие в войне; разумеется, не как солдат, а как знаменосец полевого госпиталя.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Вечерние концерты. - Старушка сосна.

Скрипач Грозовский и певцы