Андрей Константинов - Мусорщик

Ничего этого она не знала.

Мертвый майор Виктор Чайковский сидел в кресле с открытыми глазами. Обожженная пороховыми газами, залитая кровью левая сторона груди притягивала взгляд Гувда. Вообще-то он любил жрать живую человечину, но и мертвечиной не брезговал.

НИКТО НЕ СВОБОДЕН ОТ ВИНЫ!.. А ты?

Александр Зверев и Андрей Обнорский сидели в Сашкином «кабинете» в агентстве и скучно пили водку. Без тостов. Закусывали засохшим сыром. Когда литровая бутылка «России» опустела, Обнорский встал и вышел. Вернулся через минуту с «маленькой» спирта. Оксана использовала его для профилактики ксерокса и принтера. Андрей с Сашкой использовали спирт по прямому назначению… Журналюги. Им — известное дело! — лишь бы нажраться.

В Сашкином закутке они и уснули.

Грачи кое-как привели Грека в себя с помощью нашатыря, холодной воды и пощечин. С ним работали в той самой квартире… которую они снимали. Его допрашивав в ванной, под звук включенного душа.

Грек был по жизни мужик волевой, крепкий. Никогда не кололся в ментуре. Но тут ситуация сложилась другая… Раскололся. Когда всерьез и умело берутся за дело люди знающие — расколешься. А куда ты денешься?

Грек все это отлично знал. Был деморализован в ноль, рассказал, что — да! — «сделали» Малевича. Что заказчица — баба. Богатая, тварь такая. Отвалила полета тонн баков. Что была у Танка мысля и ее… того… порешить. Зря, видать, не порешили, суку.

Потом он спросил: где Танк? где Мизинец? Грач-один поколебался немного и рассказал… Грач-один, как и Грек, тоже воевал в Афгане. Посочувствовал… рассказал. Грек, скользя наручниками по вертикальной стойке душа, опустился на дно ванны, заплакал.

Грач-один курил, смотрел на него сверху.

— Может, отпустишь? — спросил Грек. — Я на край света, в Таджикистан уеду… Как мышь молчать буду. Отпусти, брат.

— Отпущу, — сказал Грач-один, снял наручники и дал ему сигарету.

Грек схватил ее мокрыми руками. Грач-три дал ему прикурить. Когда Грек повернул голову к огоньку зажигалки, Грач-один выстрелил в висок Грека из ТТ. Пистолет был обмотан полотенцем, и звук выстрела прозвучал негромко.

Тэтэху покойного Мизинца вложили в руку мертвеца.

Рыжий выслушал доклад. Сказал:

— Вот как… любопытно. Ай да боевик закрутили. Впрочем, детали меня не интересуют.

Николай Николаевич промолчал, вышел из гостиной. Рыжий повернулся к помощнику:

— Ну, когда летим? Узнал, Гена?

— Как минимум еще четыре часа Москва будет закрыта — сплошные грозовые фронты.

— Ну и хрен с ним! Соедините-ка меня с Колькой Наумовым. Коли уж застряли тут, нужно с Колей-Ваней пообщаться.

Через двадцать секунд Рыжий уже разговаривал с Наумовым.

— Здравствуй, Иваныч, старый капер [20] Капер — пират, имеющий официальное разрешение своего государства на грабеж судов противника во время военных действий. балтийский, — весело сказал он в трубку.

— Э-э, да никак это сам Анатолий Борисович?

— Он и есть, — подтвердил Анатолий Борисович.

— Ну, наше-то каперство балтийское рядом с вашим столичным — сущая мелочь. Ты ж, говорят, уже всю Россию распродал?

— Врут, суки. Только половину. А вторую, едрен батон, Борис Абрамыч по сходной цене шинкует… Слушай, Иваныч, я тут у вас застрял из-за погоды в Москве. Может, посидим, потолкуем?

— Так ты в Питере? — удивился Наумов. На самом-то деле он совсем не удивился, а оттягивал время, пытаясь сообразить, что может стоять за предложением Рыжего. Каких-либо приятельских отношений между ними не было. Предложение «посидеть, потолковать» означало только то, что где-то их интересы пересеклись. Рыжий просто так ничего не делает. — Так ты в Питере?

— Да, в резиденции, где обычно. Подъедешь? — спросил Рыжий. Он тоже отлично понимал, о чем сейчас думает Наумов. Поэтому действовал с напором. Впрочем, он всегда действовал с напором.

— Конечно. Через часик подскочу.

— Да брось ты. Тебе езды десять минут.

— Э-э… видишь ли, Толя, у меня…

— Брось! Не царское это дело. Прикажи — стрельцы и трахнут. А мы тем временем пузырь раскатим, — весело и беспечно говорил человек, «купивший эту страну». — Давай, давай, Коля, подгребай. Если нет денег на трамвай, бери такси… Я заплачу.

— У меня проездной, — в тон ему ответил Наумов. — Еду.

Встреча двух людоедов началась в гостиной, где Толя с Колей по-братски обнялись и похлопали друг друга по спине, выпили по рюмке коньяку и потрепались.

Серьезный разговор произошел в бильярдной. В бильярд оба играли постольку-поскольку (козе понятно, что уважающий себя российский чиновник должен играть в теннис!) и шары катали для видимости. Бильярдную выбрали потому, что там стоял генератор помех и ни один из людоедов не смог бы провести тайную запись разговора. Впрочем, это все пустое… Чего им бояться в стране, которую они купили? Или — наоборот — продали?.. Впрочем, и это не существенно. Купили? Продали? Какая, к маме, разница? Было б из-за чего животом мучиться? Прими стакан на грудь — и все пройдет!

— А с какой, кстати, бабенки-то я тебя снял? — спросил, разбивая пирамиду, Рыжий. — С блондиночки? С брюнеточки?

— С рыжей, — ответил Наумов.

Это была неправда. Когда раздался звонок, он сидел над рабочими бумагами. Но, принимая правила игры, ответил так, как надо.

— Рыжие — они, Коля, очень темпераментные в койке, — сказал Рыжий и погладил себя по голове.

— Ага… особенно рыжие негритянки.

— Точно. Эти особенно злые до гребли… А, кстати, зачем ты, Коля, Мишку Малевича прессовал?

Наумов замер. Он стоял, согнувшись, готовился нанести удар. На секунду он замер, но потом все-таки ударил и забил.

— Хорошо вошел, — весело сказал Николай Иваныч… Вот, значит, что! Рыжий знает о его проблемах с Малевичем!.. Или не знает, а берет на поит? — Хорошо вошел… Что ты про Мишку говоришь?

Наумов выпрямился, встретился глазами с Рыжим.

— Ты, Коля, слышал мой вопрос. Зачем переспрашиваешь?

Николай Иваныч вытащил забитый шар из лузы:

— Один — ноль.

— Да… Но не в твою пользу, Коля.

— А в чем, собственно, проблема?

— В том, что Мойшу поставили на бабки. Вице-губернатора! Моего кореша! Нормально, да? Как ты думаешь, Коля, кто в Питере может такое себе позволить? Паханы ваши сраные? А, Коля?

Наумов, спокойно намазывая кончик кия мелом, спросил:

— Ты хочешь сказать, что это я?

— А больше-то некому! Мне ведь насрать на Мойшу. Был и помер… хер-то с ним, с Мойшей. Но это мне вызов, Колян. Ай, как нехорошо! И — глупо!

Наумов Рыжего не боялся. Никаких комплексов по отношению к нему не испытывал. Он был отлит из того же металла. При другом раскладе мог бы сам оказаться на месте Рыжего… И сейчас он видел, что возмущение Анатолия Борисовича притворно.