Виталий Гладкий - Обреченный убивать

Вид Ивана Савельевича не сулил мне ничего хорошего. Настроение у него было хуже некуда, и я прекрасно понимал, по какой причине, но отступать не собирался – не приучен.

– …Дачу Лукашова я нашел. Она записана на имя его матери.

– Ото новына… – безразлично буркнул Иван Савельевич, не поднимая головы.

– Мне нужна санкция на обыск, – упрямо гнул я свое.

– С какой стати? – взвился, будто ужаленный, следователь. – Ты в своем уме? Лукашов тебе шо, преступник? Цэ бэззаконие.

– И квартиры тоже, – жестко отчеканил я. – Закон как раз и предусматривает подобные действия. И я требую…

– Ц-ц-ц… – зацокал Иван Савельевич. – Якэ воно упэртэ… Я тебе говорю – нет. И точка.

– Иван Савельевич, – тихо и доверительно спросил я, – звонки были? – И показал глазами в потолок.

Иван Савельевич замахал руками, словно увидел нечистую силу.

– Ш-ш… – зашипел он испуганно, невольно посмотрел в сторону приставного столика, где были телефоны и селектор.

Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Ох, уж эта наша боязнь подслушивающих устройств, которые, по мнению обывателей (и не только), некая секретная служба понатыкала везде, вплоть до туалетных комнат…

Но в том, что на Ивана Савельевича надавили сверху, у меня уже сомнений не было.

Иван Савельевич и впрямь нашел мне в помощники "гарного хлопца", капитана ОБХСС Хижняка. Он обложил интересующий нас кооператив "Свет" по всем правилам стратегии и тактики.

Выяснилось, что Коберов и Заскокин исполняли в кооперативе роли охранников. Но кого они охраняли? – вот в чем вопрос. И уж конечно не председателя, некоего Фишмана, – он старательно изображал фигуру большой значимости, а на самом деле был подставным лицом, пешкой в крупной игре.

Месячный оборот торгово-закупочного кооператива "Свет" составлял полмиллиона рублей, в основном за счет комиссионной продажи импортной видеоаппаратуры и компьютеров. Но это была только верхушка айсберга, что и раскопал неутомимый и цепкий Хижняк: большая часть комиссионных сделок совершалась тайно, минуя бухгалтерские документы. Кто-то ворочал бешеными деньгами. Но кто? И чья фигура стояла за зицпредседателем Фишманом?

Посоветовавшись, мы решили для начала подключить финорганы – очередная ревизия, не более того. Вот тут-то все и началось…

Во-первых, Хижняку влетело от начальства за "самодеятельность", и его срочно отправили в командировку на периферию, в сельский район.

Во-вторых, Ивана Савельевича вызвал прокурор области и так вздрючил за какие-то мелочи, что тот неделю валидол из-под языка не вынимал.

А в-третьих… Уж не знаю, кто там и что говорил Палычу, но он на оперативках был чернее грозовой тучи и носил нас по кочкам с таким остервенением, будто собирался не на пенсию, а на повышение, где требуется не столько ум, сколько начальственный кулак.

Мне так и не удалось уломать Ивана Савельевича. И я пошел к Палычу.

– Прошу подключить к расследованию седьмой отдел, – заявил я без обиняков.

– Зачем?

– Нужно понаблюдать за Коберовым и Заскокиным. Мне они не по зубам. У них машина, а я пешком.

– Основание?

– Следователь дал добро… – уклончиво ответил я.

Палыч изучающе осмотрел меня с ног до головы. Я терпеливо ждал.

– Ладно… – наконец сказал он почему-то с обреченным видом. – Пойду… э-э… к генералу.

Я облегченно вздохнул: значит, Палыч принял решение и теперь от него не отступит, чего бы это ему ни стоило.

– И еще, товарищ подполковник, у меня есть предложение… В общем, нужно ускорить события, подтолкнуть кое-кого к активным действиям.

– Как?

– Хочу запустить в работу записку, найденную в кабинете Лукашова. Думаю, что пора, в самый раз.

– Записка… – Палыч покачал головой. – Это мина…

– Да. Уверен, что она заставит их принять какие-то контрмеры.

– Их? – как бы про себя тихо переспросил Палыч.

– Мне кажется, в этом сомнений нет.

– Может быть, может быть… Хорошо… будь по-твоему. Но мне не хотелось бы… э-э… чтобы жена Лукашова… В общем, ты сам понимаешь…

Да уж, я понятливый… И если по моей вине заштормит, то Тину Павловну следует поберечь…

Тина Павловна встретила меня как старого доброго приятеля.

Прошло уже две недели после похорон Лукашова, на которых побывал и я, естественно, по долгу службы. Конечно, я не вышагивал в длиннющей похоронной процессии, а скромно наблюдал со стороны, запоминая участвующих в траурном шествии безутешных сограждан. И все потому, что меня не покидала надежда вычислить неизвестного мне В.А.

– Тина, вас трудно узнать, – невольно восхитился я при виде жены покойного Лукашова.

Она и впрямь выглядела эффектно: длинное узкое платье, выгодно подчеркивающее по девичьи тонкую талию и открывающее мраморной белизны плечи с безукоризненной кожей, свежее, пышущее здоровым румянцем лицо, искрящиеся от радостного возбуждения глаза…

– Я вам нравлюсь? – с обезоруживающей непосредственностью спросила она.

– В общем… да.

– Так в общем или да? – Она засмеялась звонко и зовуще.

Это уже слишком! В конце концов, я на службе и пришел сюда по делу. Я бодаю упрямо головой и говорю:

– Тина, у меня к вам есть один вопрос…

– Очень важный? – лукаво спросила она. – Может, ваш вопрос подождет? А мы тем временем выпьем кофе.

– Спасибо, нет, – решительно разрубаю я мостик, который она пытается проложить между нами. – Кофе как-нибудь в следующий раз.

– Я вас внимательно слушаю, – с легкой обидой ответила Тина Павловна.

– В первую нашу встречу я спросил вас, не случились ли какие-либо важные события за день-два до смерти вашего мужа. Помните?

– Припоминаю… – Она вдруг напряглась, посуровела.

– Ну и?

– Я ведь вам тогда ответила.

– Ваш ответ я не забыл. Но тогда, как мне кажется, вы находились ну, скажем, в шоке и просто не могли все вспомнить…

Я бросаю ей спасательный круг. Ну возьми же его, возьми! Не нужно лезть в дебри лжи и недомолвок. Мне этого почему-то так не хочется…

Нет, она не приняла мою жертву. Или не захотела, или просто не поняла.

– Это допрос? – вдруг резко спросила она.

Нечто подобное я предполагал. По женской логике, если хочешь скрыть смущение или промах, нужно сразу переходить в атаку.

Ах, Тина Павловна, какая жалость, что я не пришел к вам просто в гости, попить, к примеру, кофе с коньяком… А что касается вашей "атаки", так ведь не зря мне пять лет кое-что вдалбливали в голову на юрфаке университета и уже три года натаскивает Палыч.

– Что вы, – отвечаю я неискренне, с отменной фальшью в голосе. – Мы просто беседуем…

Фальшь она ощущает мгновенно, а потому постепенно теряет самообладание. Простите, Тина Павловна, но не я предложил эту игру.