Андрей Константинов - Ультиматум губернатору Петербурга

Майор Рощин внимательно слушал монолог Николая Повзло, отмечал незнакомые для себя факты. Отмечал, что, так же как и он сам, журналист обладает неполными, фрагментарными знаниями… Рощин о происшедших событиях знал больше, много больше журналиста-расследователя. Он уже сумел идентифицировать человека, который назвался Валентином. И понял, что самодеятельность Коли рубила подходы к тем людям, которые руководили действиями Валентина. Он уже знал, что БМВ преступников, расстрелявших Валентина, врезался во время преследования в столб освещения. Скорость была огромной. Водитель погиб на месте.

Рощин слушал Повзло и медленно закипал. Он чувствовал, что снова начинает подниматься давление и не исключен приступ. Майор следственной службы ФСБ был очень выдержанный человек. Взорвался он, когда уже выдыхающийся Николай Повзло сказал:

— Мне плевать, что вы со мной сделаете. Вы ведь даже своих сотрудников не щадите.

— Что это вы имеете в виду? — спросил Рощин.

— Капитана Ряскова, господин майор. Вы же его грохнули, когда он, по-видимому, решил о ваших махинациях…

— Мальчишка! — почти выкрикнул Рощин. — Журналисток! Мудак! Ты знаешь, как это было? А, сказочник?

— Я… — начал Коля, но майор хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Молчать! А было все, Николай Степанович, совсем по-другому.

Золотой ангел на шпиле Петропавловки летел в косом потоке ветра с дождем. Над ним стремительно проносилось серое клочковатое небо. Ветер с Балтики гнал по Неве крутые валы в пенных барашках, швырял их на гранитные опоры Троицкого моста. Маленький черный буксирчик с широкой красной полосой ватерлинии беспомощно болтался на волне. Он шел вниз по течению, к устью, и не мог выгрести против волны и ветра. За те шесть минут, что Дуче наблюдал за ним из окна кабинета, суденышко едва преодолело половину акватории между Троицким и Дворцовым мостами. Погодные условия 19 октября девяносто восьмого были в Санкт-Петербурге жесткими. Порывы ветра достигали двадцати трех метров в секунду. Уровень воды в Неве поднялся ночью на два метра сорок сантиметров выше ординара. На Петроградской стороне и на Васильевском вода уже заливала отдельные участки. Ветер ломал деревья, опрокидывал рекламные щиты, рвал провода.

Семен Ефимович Фридман еще раз посмотрел на часы и отвернулся от окна. В профиль он удивительно напоминал Бенито Муссолини, за что и получил кличку Дуче. Это погоняло ему прилепил восемь лет назад один грузинский вор-законник.

Хоть и имел человек образование шесть классов, хоть и провел в тюрьмах и лагерях почти двадцать лет, а — поди ж ты — знал, кто такой Железный Римлянин. А спроси у нынешних… через одного — дебилы. Дешевка. Быдло.

Кличка Семену Ефимовичу импонировала, она звучала солидно, весомо, необычно. Однако в последнее время он присвоил себе другую. Пока о ней никто, включая ближайшее окружение, не знал.

Фридман провел рукой с массивным золотым перстнем на безымянном пальце по бритой голове и пошел по красно-черной ковровой дорожке в глубь кабинета, к столу. Курьер опаздывал уже на час. Это тревожило, не давало сосредоточиться на чем-либо серьезном. Хотя что может быть серьезнее отсутствия курьера с тридцатью килограммами груза? Завтра, самое позднее послезавтра, письма будут у адресатов. Тогда ситуация обострится. Ох, как она обострится!

На Петропавловке ударила пушка. Но где же курьер?

Дорога от Приозерска до Питера по мокрому шоссе заняла бы не намного больше времени, но в районе Сосново ветром свалило дерево на дорогу, а еще дальше, возле Орехово, на подъеме сложилась и ушла в кювет фура. Образовалась пробка, машины построились в длинную колонну. Ничего, успокаивал себя Козлов, так даже лучше. Спокойней. В колонне легче проходить гаишные посты. Он сильно нервничал.

Ветер швырял в скошенное лобовое стекло «восьмерки» потоки воды. Дворники работали непрерывно. Автомобиль тащился в длинной веренице других машин, средняя скорость не превышала километров сорока. Козлов нервничал, но сделать было ничего нельзя. По встречной полосе тоже тянулась колонна. Больше не повезу, решил Козлов. Пусть Семен хоть на говно изойдет… не повезу. В первую ходку — десять килограммов. Сейчас еще тридцать. Ну куда еще-то? Солить его, что ли? Нет, не повезу. Сорок кэгэ — выше крыши. Если уж сорока не хватит… Дурит Сема. У него вечно планы наполеоновские. А мне каждая ходка в пять лет жизни обходится. Пусть бы Птицу гонял, Птица все равно на слив приготовлен. Нет, не повезу.

Впереди маячила туша черного слоноподобного джипа. Резали глаза яркие малиновые пятна стоп-сигналов. Если дело выгорит, тогда и он, Виктор Козлов, сможет купить себе такой же… недолго осталось. Он закурил, включил магнитолу. Приемник был дрянь, китайская дешевка. Однако до Питера уже рукой подать, сквозь помехи в салон ворвался голос: …уровень воды в Неве поднялся на двести сорок сантиметров выше ординара. В Приморском районе города… Да хрен-то мне с вашим наводнением, музычку давайте! Козлов покрутил ручку настройки и нащупал «Радио Модерн». Ага, музончик… это в цвет.

На разъезде джип ушел направо, в сторону Черной Речки, а он продолжил движение по сто двадцать девятой дороге на Агалатово. Там-то, на подъезде к поселку, его и остановил передвижной пост ГИБДД.

Наталья еле справилась с дверью. Ветер навалился своим невидимым, но ощутимым весом. Давай поборемся, подумала она, давай. У меня теперь сил — о-го-го! У меня теперь помощник. Она справилась с дверью. Ветер рвал полы пальто, стремился сорвать берет. Наталья улыбалась. Сегодня вечером скажу Лешке. Теперь уже точно, уже никаких сомнений. Врач сказал: поздравляю. Врач сказал: мальчик. Лешка хочет дочку. Ну, уж извините, господин Пернатый. Что есть, то есть. Как сам расстарался. И, кстати, вы, как порядочный человек, теперь обязаны жениться. Наталья рассмеялась. Она представила себе ошалевшее лицо Птицы, искорки в зеленоватых глазах. И ямочку на подбородке, которую так хочется потрогать…

Вот только этого не хватало! Гаишник в черной, блестящей от дождя плащ-палатке показал жезлом на обочину. Козлов ощутил сухость во рту. Испытал мгновенное колебание: может проехать? Нет, эта тема не катит. За спиной гаишника стоит ментовский «жигуленок» и рослый омоновец. Тоже в плащ-палатке, но разрисованной разноцветными камуфляжными разводами. Из-под мокрого брезента высовывается вороненый ствол автомата. Вот этого мне и не хватало, тоскливо подумал Козлов и послушно направил машину за полустертую разметку обочины, на песок. Сердце колотилось. «Восьмерка» остановилась метрах в шести-семи от ментовского «жигуленка». Козлов приспустил стекло, и сразу в салон ворвался ветер с дождем, хлестнул по лицу, забрался за ворот рубашки.