Алексей Сквер - Армада

Навстречу майор. Комок засаленный, отвисшие карманы, кепка-пидорка. Непонятно, что грязнее — его форма, или лицо с руками. На чумазом лице лихорадочно блестят воспалённые то ли с перепоя, то ли с недосыпа глаза.

Отдаю воинское приветствие в движении, поравнявшись, как положено. Училищные пирожки ещё из жопы не выпали.

— Стой… пополнение?

— Так точно!

— Куда?

— Третья рота второго батальона, тащ маёр.

— К Умецкому?? Таааак… училище?

— МосВОКУ.

Улыбка сходит на нет, в глазах появляется пыль.

— За что сослали к нам??

— Распределение… — только и нахожусь, что ответить, для убедительности пожимая плечами.

Майор, покачивая головой и теряя интерес, бурчит:

— Блядь… ещё один распиздяй… прОклятая земля…

Я смотрю ему в след, и так и рвётся: «Я не распиздяй!!!». Обидно стало за себя настолько, что я жутко злюсь. Я, конечно, распиздяй, и история моего попадания вместо СКВО в ЗабВО тоже замысловатая, однако ж это ни в какие ворота, когда ещё не накосячил, а тебя уже укоряют.

Но майор уже ушел, и я могу только буркнуть ему вслед — «я — не тормоз».

Пошлепав губами матюги, непонятно кому предназначающиеся, двигаюсь дальше в казарму.

На КПП выясняю, где второй батальон. Пересекаю плац, и вот она — казарма. Дом родной на неопределённое время. Серое трёхэтажное здание на два подъезда. Возле каждого парадного — лавочки и урны. Места для курения. Я подхожу к ближайшему — правому подъезду.

На лавочке курят бойцы. При моём приближении умолкают. Я в своей парадке тут — как какаду в трюме рыболовной шхуны.

— Орлы, где штаб батальона?

— Второй этаж, тащ лейтенант…. а вы новенький?

Первый пробивон. Бойчины скалятся. Бурый пояснил уже, как и что… «здрасти, блядь, товарищи зольдаты».

— А ты, я смотрю, старенький? Смарю, самый улыбчивый?? Жопу не учили подрывать, когда с офицером говоришь??? Фамилия? Подразделение??

Курилка встаёт, улыбки гаснут.

Долбоёб в погонах — есть долбоёб в погонах, когда вопросы взаимоотношений между военнослужащими чётко пересекаются с уставом, спорить бойцу бессмысленно. Я помню, как ротный заёбывал нас, молодых курсантов, простым вопросом «пачччемууу??». На этот вопрос в армии ещё никто не ответил… и никогда не ответит. Чем больше молчишь и слушаешь рёв ротного, тем меньше услышишь «поччемуу?», а значит, и меньше проблем выхватишь, типа нарядов и прочей общественно-полезной работы.

— Рядовой Замятин, третья рота. — Балагур не то чтобы напряжён, но неизвестность пугает, конечно. Все-таки не в комке летёха. Парадка. Хрен его знает, чо за хуй с бугра.

— Ну, иди сюда, Замятин. Пошли, покажешь роту. Взвод какой?

— Четвёртый.

— Везёт тебе, Замятин. А я в третьем буду.

— Значит, к нам?? — бойцу как-то удаётся передать голосом и вежливость с лёгким любопытством, и разочарование по поводу такого «подарка» в роту.

Поднимаемся.

Рота. Ну, и начинается цирк с конями. Точнее, с лежбищем сухопутных котиков.

Захожу в роту. Сидит!!!! на табурете рядом с тумбочкой дневального…

(Тумбочкой это место называется не потому, что там стоит реальная тумбочка. Как правило, это сколоченное из досок сооружение, оклеенное бумагой, где хранится часть ротной документации, необходимой для несения службы нарядом… например, опись передаваемого имущества роты старым нарядом по роте наряду новому. Это место должно располагаться у входа в роту. Рядом должен находиться боец из числа наряда. Дневальный. Он обязан встречать входящих в роту, подавая различные команды, в зависимости от того, кто зашёл в роту. Этакая фишка. Заорёт «Смирно» — пришёл начальник. Ротный в роте, а дневальный орёт «Смирно»? Ну, значит, встречаем комбата или кого повыше. Пришёл кто-то незнакомый и непонятный? Вызывается Дежурный по роте. Как правило, сержант. У него голова умная — пусть думает, чего с пришедшим делать. Непроявленый пиетет к чужому офицеру в роте иногда вылазит боком.)

…Недоразумение узкоглазое, ноги замотаны портянками и впихнуты в кроссовки… весь из себя больной. Рожа даже не переменилась, спит, блядь, с открытыми глазами. Ему похуй, кто вошёл (заходи, кто хочешь — бери, что хочешь)… ни команды «Дежурный по роте, на выход»…

Ни хуя.

Подхожу, смотрю в упор. Боец поднимает на меня глаза и спрашивает:

— Чиво??

Хуярю ему с ноги в грудь, по примеру вскрытия Бурым двери соседей.

В училище драться доводилось, конечно, но вот так мудохать тело бойца пришлось впервые, оно упало с табурета, вскочило и приставило лапу к уху, изображая воинское приветствие. Глазки бегают — чо заорать, не знает!!! но знает, что нужно что-то заорать. Решается, и орёт:

— Фиииишккккаааааааа!!!

Краем глаза улавливаю движение справа. На взлётку высыпает человек десять удивлённых бойцов, которые от такой команды дневального, наверное, охуели ещё больше, чем я.

— Тааак… — смотрю уже на эту кучку я. — В одну шеренгу становииись!! — командую.

Слетели-то с коек, а в армии по распорядку дня тихий час не предусмотрен нихрена. Косяяяяк. Офонарели воины, по ходу, без надзору. Команды понимают хотя бы — это радует, но не очень.

Вяленько встают в шеренгу по стойке «очень вольно». Вопрос о форме одежды не стоит вообще. Вшивники, тапки, кроссовки — ни дать, ни взять — гастарбайтеры, разжившиеся частью добротных армейских шмоток. И ещё одно…они почти мои ровесники. Может, на год помладше. Однако между нами пропасть. Огроменная. Моих знаний и воли, моих четырёх лет в казарме — против их максимум полутора. Когда я мотал партянки, они ещё «запахами» не были… не то что «духами».

— Старший кто??

— Старший рабкоманды третей роты рядовой Воробьёв, — отвечает слева наглая рязанская харя со споротыми сержантскими лычками, отпечатанными на погонах солнцем не хуже цифр на двери моей новой комнаты. Причём делает это, не убрав рук, сцепленных за спиной, со своей задницы. Воробьёв то ли хотел выйти из строя и передумал, то ли изначально решил поклоунадничать. Поэтому его доклад был сопровождён выпадением из строя посредством какого-то немыслимого полупоклона, не имеющего ничего общего с уважением. Скорее, наоборот… Подача тела вперёд с демонстративным похуизмом.

«Дембель, небось. Спокуха. Хаваем от младшего. Набираем горя для ответственного. Только не срываться. Только б не сорваться. Убью, блядь».

— И чо тут происходит? Какого хуя вы тут лежбище котиков устроили? — смотрю на опиздюленого дневального. — Так, я, бля, дождусь сюда дежурного, или тебе опять уебать, обезьяна хуева????

— Я здесь, — справа жалкое булькотение.

Разворачиваюсь. С правого фланга странно вывалившееся из строя тело, как-то еле двигая ногами, иноходью ковыляет ко мне. На груди красная полоска значка с полустершимися, но ещё читаемыми буквами «ДЕЖУ……ЫЙ».