Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей

– А что, – сказал он, – это идея. Полетим самолетом?

Некоторое время Тамара молча смотрела на него, слегка нахмурив тонкие брови, словно ей задали невесть какой сложный вопрос, ответ на который требовал долгого и серьезного раздумья. Ей вдруг пришло в голову, что все это странно и удивительно от начала и до конца: и сам Дорогин, и обстоятельства, при которых они сошлись, и все, что случилось с ними потом. Конечно, было время, когда она была уверена, что рождена для удивительной, наполненной событиями, очень значительной судьбы и совершенно необыкновенной любви. С годами это ощущение ослабло и наконец пропало вовсе, и вот тогда словно по волшебству в ее жизни возник Дорогин. И все стало так, как ей представлялось когда-то, и одновременно совсем не так: оказалось, что интересная судьба похожа на жизнь вблизи действующего вулкана. «Вот пожалуйста, – подумала она. – Начали с ягод, а закончили Одессой. Этот человек похож на арабского джинна: сплошные чудеса пополам с неприятностями. Бьюсь об заклад: если мы полетим на самолете, самолет непременно утонят в Турцию.»

– А что ты будешь делать с террористами? – спросила она наконец.

Теперь настала очередь Сергея молчать и хмурить брови в попытках сообразить, что она имела в виду. Поняв, он расхохотался, опасно откинувшись назад и чуть не потеряв равновесие. Какое-то время Тамаре удавалось сохранять серьезное выражение лица, но в конце концов и она, не выдержав, прыснула в кулак. Сергей Дорогин смеялся редко, но, когда это происходило, невозможно было не смеяться вместе с ним.

– Ох, – простонал Сергей, утирая навернувшиеся на глаза слезы. – Уморила, честное слово.

– Не понимаю, что тебя так развеселило, – снова принимая серьезный и даже надменный вид, сказала Тамара. – Между прочим, девяносто процентов женщин на моем месте обиделись бы.

– Так уж и девяносто!

– Даже девяносто пять.

– Я очень рад, что ты не относишься к их числу, – серьезно сказал Сергей.

– Лгунишка, – повторила Тамара.

– Но ты же меня прощаешь?

– Это у меня профессиональное, – вздохнула она. – Медсестры привыкли снисходительно относиться к выходкам больных. А ты как-никак мой пациент.

– Вот именно. Имейте в виду, сестра: больной остро нуждается в морских купаниях. Это ваш священный долг – сопровождать умирающего к месту принятия процедур. Вспомните клятву Гиппократа.

– Я насыплю тебе соли в ванну, – смеясь, сказала Тамара.

– Хорошо, что не на хвост, – пробормотал Дорогин. – Какая щедрость! И после этого она будет говорить, что я ее пациент.

– Просто ты не единственный мой пациент, – напомнила Тамара. – На завтра в клинике запланированы три операции, на послезавтра – еще две…

Дорогин свирепо заскрежетал зубами.

– Решено, – сказал он. – Намажу лицо гуталином и пойду в твою клинику. Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – произнес он замогильным голосом. – Все твои симулянты разбегутся, кто куда, и ты будешь наконец свободна. Неужели ты еще не соскучилась по свободе?

– Свобода – это осознанная необходимость, – торжественно процитировала Тамара. – Незачем душить моих пациентов. Все равно через неделю я ухожу в отпуск.

– Что ж, пусть живут, – согласился Сергей. – Так я закажу билеты?

– Только не на самолет, – сказала Тамара. – Надоело. Совершенно не успеваешь ощутить дорогу.

– Машина? – с сомнением переспросил Сергей.

– Ни в коем случае. Я хочу, чтобы ты тоже отдохнул.

– Поезд?

– Фи. Жарко, душно, грязно, и обязательно пахнет чьими-нибудь носками.

– Вот уж, действительно, «фи». Пешком, что ли, пойдем?

– Заманчиво, но, боюсь, отпуска не хватит. Как насчет автобуса? Я вчера слышала по радио рекламу…

Дорогин задумался, почесал затылок и закурил.

– Послушай, – осторожно сказал он, – а ты, часом, не беременна?

– Что за странная фантазия? – удивилась Тамара.

– Говорят, беременные все с причудами. Надо же: автобус…

– Негодяй, – сказала Тамара. – Посмотри на себя: сидишь на кухне в мятых трусах, куришь натощак и издеваешься над женщиной.

– Это шорты, – обиделся Дорогин.

– Ах да, извини… Тогда конечно. Можешь продолжать издеваться.

Сергей рассмеялся, поцеловал ее в щеку и вышел из кухни. Он надел старые кроссовки, нахлобучил на голову потемневшую от пота кепку с длинным козырьком и вышел во двор. Жара навалилась на него, как тонна раскаленного угля. Несмотря на ранний час, солнце жгло немилосердно, и трава на лужайке выглядела несвежей вопреки стараниям неугомонного Пантелеича. Сергей открыл ворота и начал пробежку. Бежать было трудно, в воздухе, казалось, совсем не осталось кислорода, слабый, но настойчивый запах дыма забивал ноздри, и Дорогин быстро вспотел. Подошвы разбитых кроссовок мягко шлепали по пыльной обочине, мимо неторопливо проплывал источающий запахи сосновой смолы и хвои лес, жужжали насекомые. Несколько привлеченных запахом пота слепней увязались за Дорогиным. Одного он звонко прихлопнул на голой груди, остальные, покружив, отстали.

На шоссе уже царило оживление. Проезжающие автомобили с шумом раздвигали плотный, перегретый воздух, и он обдавал бегущего по обочине человека тугими горячими волнами. Сергей снова подумал, как было бы здорово, если бы в конце маршрута его ждало море. Еще ему невольно подумалось, что человек все-таки ужасно неприспособленное для жизни создание: летом ему жарко, зимой холодно, в дождь сыро, и без дождя тоже плохо… «Как будто нас завезли с какой-то другой планеты, – подумал он. – Ох, не зря многие критикуют старика Дарвина. Вряд ли природа могла по собственному почину создать такой несуразный биологический вид, как мы…»

Возвращаясь, он встретил Пантелеича, который как раз подъезжал к воротам на своем обшарпанном велосипеде. На старике была выгоревшая почти добела солдатская рубаха, ветхие, но чистые серые брюки и неизменные рабочие ботинки. Правая штанина была прихвачена бельевой прищепкой, чтобы не попадала в цепь, а плешивую макушку прикрывала старенькая мятая кепка со сломанным козырьком. В корзине, укрепленной на багажнике велосипеда, как всегда, красовалась трехлитровая банка с молоком и аккуратно завернутый в газету брусок – то ли масло, то ли творог. Увидев Дорогина, старик притормозил и лихо, по-молодому на ходу соскочил с велосипеда.

– Здорово, Муму, – как всегда, солидно и обстоятельно сказал старик. – Все бегаешь? Небось от старости хочешь убежать?

– Оно бы и неплохо, – ответил Сергей, пожимая плоскую и твердую, как дубовая доска, ладонь Пантелеича, – да разве от нее убежишь?

– Не убежишь, это факт, – вздохнув, согласился старик. – Уж это ты мне можешь не рассказывать. Я от нее, проклятой, даже на велосипеде уехать не могу.