Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей

В тот же вечер значительно позже, когда бар отеля «Юниверсити-Армс» в Кембридже уже закрывали железной решёткой, Джон Ашенден сидел здесь в полном одиночестве и размышлял о предстоящем дне. Прогноз погоды определённо внушал более радужные мысли, повторения потопа, охватившего в первой половине дня всю Южную и Восточную Англию (включая, как мы уже видели, и город Оксфорд), не предвиделось.

— Желаете что-нибудь ещё перед тем, как мы закроемся, сэр?

Ашенден обычно пил бочковое пиво. Но он знал, что самый короткий путь к тому, чтобы увидеть мир в более розовом свете, открывает виски, и заказал себе большую порцию «Гленфидича», сопроводив заказ просьбой записать его на счёт «Тура по историческим городам Англии».

Если установится более благоприятная погода, это во всех отношениях облегчит ему жизнь и уж конечно успокоит стенания, которые раздаются в его нынешней группе американцев: — слишком мало солнца; — слишком много еды; — слишком много мусора; — слишком рано вставать; — слишком много ходьбы (особенно по поводу этого!).

Нельзя сказать, что компания особенно сварливая (не считая, конечно, одной женщины). В сущности, её уровень чуть выше среднего. Двадцать семь человек. Почти все с Западного побережья, преимущественно из Калифорнии, в большинстве своём в возрасте шестидесяти пяти — семидесяти пяти лет — практически без исключения люди состоятельные; типичные «жертвы массовой культуры»: алкоголь, бридж, детективные романы, курение, экология. В первые дни тура он ещё не терял надежды, что место в этом перечне может занять «культура», ибо с тех пор, как перешёл в ряды некурящих, его начинает тошнить, стоит только кому-нибудь из группы затянуться сигаретой между первым и вторым блюдом за обеденным столом. Но, увы, его надежды оказались тщетными.

Пролившийся в тот день над Кембриджем ливень заставил отменить экскурсии в Грэнчестер и на американское военное кладбище в Мэдингли. Такое изменение программы не вызвало восторга, особенно среди дам. Да и у самого Ашендена тоже. Он с самого начала старался быть их временным чичероне, до боли в шее задирал голову к позднеготическим сводам в Королевском соборе, а затем, не чувствуя уже под собой ног, таскался по Фицвильямскому музею, разыскивая немногочисленные картины прерафаэлитов, всегда пользующиеся популярностью у туристов.

— В Эшмолеане, мистер Ашенден, коллекция значительно богаче. По крайней мере, я так читала. Там Хант и… и Ми-лей [2] Хант X., Миллес Дж. Э. — художники из группы прерафаэлитов. .

— Завтра вы сами решите, так ли это, верно? — уклончиво ответил Ашенден, подозревая, что эта одержимая леди позабыла (а возможно, никогда и не знала) имя художника, которое произнесла в рифму с «добрей».

У Ашендена никак не выходило из головы, что придётся полностью оплатить эти несостоявшиеся экскурсии, для которых Кембриджская транспортная компания должна была в этот день предоставить автобусы. А ещё больше ему действовала на нервы мысль о том, что придётся просвещать и развлекать целый день всю эту кучу выживающих из ума подопечных. Он был (и знал это) достаточно компетентным сопровождающим и гидом. Однако в последние годы стал чувствовать, что не в состоянии как следует справляться со своими обязанностями без регулярных отклонений от круглосуточного бдения, которое от него ожидалось, и взял себе за правило оставлять, когда это только оказывалось возможным, всё послеобеденное время в своём полном распоряжении, особо не вдаваясь в объяснения причин этого…

В ноябре 1974 года он попытался сдать вступительный экзамен по современным языкам в Кембриджский университет. Оценки, полученные им в средней школе, вселяли немалый оптимизм, и он позанимался на всякий случай ещё один дополнительный семестр. Юный Джон прекрасно знал, что его отец считал бы себя счастливейшим человеком в графстве, если бы его сын поразил экзаменаторов своими лингвистическими познаниями. Но сын потерпел фиаско, и накануне Рождества в их почтовый ящик положили письмо:

От старшего преподавателя Христианского колледжа, Кембридж.

22.12.74.

Дорогой мистер Ашенден!

После самого полного и доброжелательного рассмотрения вашей работы с прискорбием сообщаем, что не сможем предоставить вам место в нашем колледже. Нам понятно ваше разочарование, но вы хорошо представляете, что за право поступить в колледж идёт очень серьёзная конкурентная борьба…

Тем не менее краткое пребывание в Кембридже имело для него и свою добрую сторону. В те два дня, что он провёл во втором общежитии Христианского колледжа, ему довелось разделять комнату с таким же, как и он, абитуриентом из Троубриджа — долговязым, необычайно начитанным пареньком, который помимо права на бесплатное изучение классических языков мечтал получить возможность обратить университет (а может быть, речь шла обо всей Вселенной?) в придуманную им самим неомарксистскую веру. Джон так и не разобрал толком, о чём там шла речь, но внезапно почувствовал, как влечёт его к себе мир учёности, интеллекта, горячечных фантазий, чувственности — особенно чувственности, о чём и понятия не имел в своей общеобразовательной школе в Лестере.

В день перед расставанием Джимми Боуден, троцкист из Троубриджа, сводил его на программу фильмов золотого века французского кинематографа, и Ашенден тут же влюбился в вызывающую, с хрипотцой в голосе проститутку, увидев, как она сидит, закинув ногу за ногу в тугих шёлковых чулках, и небрежно прихлёбывает абсент в какой-то жалкой забегаловке. Всё это имело отношение, некоторое отношение к «синтезу стиля и сексуальности», как старался втолковать ему Джимми, заговорив его до самого утра. А затем Джимми встал в шесть часов и отправился продавать левую социалистическую газету.

Через несколько дней после того, как он получил уведомление об отказе в приёме, Ашенден вынул из почтового ящика открытку от Джимми — чёрно-белое фото могилы Маркса на Хайгетском кладбище.

Эти дураки поставили мне самую высокую оценку — и это при моей-то греческой прозе! Уверен, у тебя такие же хорошие новости. Я рад был познакомиться с тобой и с удовольствием думаю о том, как здорово будет учиться вместе.

Джимми.

Он так и не ответил Джимми. И только по чистой случайности семь лет спустя во время одного из туров встретил человека, знавшего Джимми Боудена…

Заняв первое место после экзаменов по обеим частям классического курса, на что он, конечно, был обречён с самого начала, Джимми получил право на бесплатную учёбу в Оксфорде и занялся ранней письменностью этрусков, а потом, через три года, заболел и умер. Оказывается, он был сиротой, и его похоронили на Оксфордском кладбище среди многих почивших, но в своё время выдающихся донов1 и всего в каких-то двадцати футах от могилы самого Уолтера Патера. И Дон — преподаватель в Оксфордском и Кембриджском университетах, всё же, если сам Джимми и умер, то некоторая толика его наследия не умерла, так как Джон Ашенден продолжал много лет подписываться на несколько специальных киножурналов, печатавшихся в Англии и на континенте для кинофанатов, одним из которых он скоро сделался. Где и когда началось это падение (если только это можно назвать падением), он и сам не заметил.