О. Пинто - Охотник за шпионами

Это произошло в марте 1942 года… Ганса ввели в мой кабинет для допроса. Он не был предан суду, поэтому я не могу назвать его настоящую фамилию. Когда он усаживался передо мной, я откинулся на спинку кресла и внимательно наблюдал за ним. Ганс был высоким, худощавым, но сильным человеком. Видимо, он умел владеть собой. Коротко остриженные белокурые волосы, голубые глаза, широкие скулы и впалые щеки, не говоря уж о шраме на правой щеке, который, напоминая о дуэли, раскрывал некоторые черты его характера, выдавали в нем немца. Я знал, что были и хорошие и плохие немцы. Но каким был Ганс?

Его рассказ показался мне простым и откровенным. Не успел он произнести и нескольких слов, как я понял, что передо мной высокообразованный, умный человек, готовый постоять за себя. Ганс чистосердечно признался, что он немец. Как я узнал из его рассказа, в 1936 году он бежал в Данию, так как несогласие с нацистским режимом поставило под угрозу его жизнь. В Копенгагене он работал адвокатом, что давало ему средства к существованию. В 1940 году фашисты захватили Данию, и Ганс понял, что оказался в еще большей опасности, чем прежде. Решив уйти в подполье, он тайно вернулся в Германию, оттуда бежал в Швейцарию, из Швейцарии — в Южную Францию и через испанскую границу — в Барселону. Это была испытанная дорога к спасению.

Меня заинтересовало начало его рассказа. В Копенгагене он прожил несколько лет и город знал прекрасно. В его речи проскальзывали юридические словечки, и можно было поверить, что Ганс действительно когда-то работал адвокатом. Не оставляло ни малейшего сомнения и то, что он хорошо знал маршрут побега. Он упоминал о таких деталях, которые мог помнить только человек, проделавший этот путь.

Я закурил сигарету.

— В какое время дня вы прибыли в Барселону? — спросил я его по-немецки.

— Поздно вечером. Насколько я помню, было около десяти часов.

— Где вы провели ночь?

— В гостинице «Континенталь».

— Да, «Континенталь»… А вы не помните, на каком этаже находится ресторан? — спросил я.

Последовала короткая пауза, и затем он улыбнулся.

— Боюсь, что не помню. Видите ли, время было позднее, около десяти часов. Мне сказали, что ресторан закрыт, и я поужинал в номере.

Ганс умело избежал прямого ответа на мой вопрос.

— А что вы делали на следующее утро?

— Я позавтракал в номере и отправился в английское паспортное бюро.

— Как вы добрались туда, на такси или пешком?

— Пешком, — ответил он.

— Сколько времени потребовалось вам, чтобы пешком добраться от гостиницы «Континенталь» до английского паспортного бюро?

— Около двадцати минут, — ответил он.

Наступила короткая пауза. Я взял сигарету, постучал ею по пачке, прикурил и глубоко затянулся.

— Мой друг, — спокойно произнес я, — вы лжец, хитрый лжец, и, может быть, даже шпион.

Ганс покраснел и как ужаленный вскочил со стула.

— Вы не имеете права оскорблять меня! — закричал он.

— Сядьте и успокойтесь. Мне все ясно. И не устраивайте сцен.

Я наклонился над столом.

— Два факта против вас. Ресторан в «Континентале» находится не на первом, как во всех гостиницах Европы, а на втором этаже. Вы почувствовали ловушку и умно обошли мой вопрос, заявив, что в десять часов вечера ресторан якобы был закрыт. Так могло случиться в Берлине, Лондоне или в Копенгагене. Но вы не знаете, мой друг, что в Испании, как и в большинстве средиземноморских стран, ночная жизнь начинается значительно позже, чем в странах Северной Европы. Вы слышали о сиесте — послеполуденном отдыхе? Во всех жарких странах после обеда отдыхают. Самое прохладное время суток, когда люди наслаждаются жизнью, — поздняя ночь. Кинотеатры и театры в Испании открываются в одиннадцать часов вечера. Итак, как вы сами видите, ресторан в гостинице «Континенталь» не мог быть закрыт в десять часов. В это время веселье там в самом разгаре. Вывод напрашивается сам собой — вы никогда не были в этой гостинице…

Он попытался перебить меня, но я продолжал.

— Даже если не вменять вам в вину эту ошибку, вы, голубчик, все равно попались.

Я взял карандаш и лист бумаги.

— Смотрите сюда. Поскольку вы не знаете Барселоны, я начерчу небольшой план. Вот здесь, на улице Рамбла де Каталуна, находится гостиница «Континенталь». Чуть подальше — площадь Плаза де Каталуна. От нее идет улица Пассо де Грасиа, на которой и находится паспортное бюро. От гостиницы до бюро меньше пяти минут ходу. А вы говорите, что вам потребовалось двадцать. Такой высокий, подвижной человек, как вы, не может ходить так медленно.

Я нажал кнопку звонка, чтобы часовые увели его.

— Между прочим, — добавил я, — если бы вы действительно останавливались в гостинице «Континенталь», вы могли бы увидеть паспортное бюро из окна своего номера. Чиновники бюро подтверждают, что вы действительно были там, но для меня остается загадкой, как вы туда добрались. Может быть, на заднем сиденье закрытой машины, принадлежавшей немецкой разведывательной службе?

Легко заподозрить человека, но гораздо труднее получить доказательства его виновности. Ганса не предали суду, но я убежден, что он был опасным шпионом. В целях предосторожности его интернировали до конца войны.

Этот случай говорит о том, что человек умнее меня мог потратить на допрос Ганса много часов, но не зная иностранных городов, в данном случае Барселоны, он не обнаружил бы двух незначительных ошибок в его довольно убедительном рассказе.

Знание международного права.Каждый подозреваемый, независимо от его национальности, имеет определенные права и привилегии, которые дают ему международное право. Например, его нельзя задерживать дольше определенного времени, а в период задержания необходимо соблюдать установленные правила. Международное право ограждает пленных и подозреваемых от грубого обращения. Ловкий шпион, хорошо знающий Гаагскую конвенцию, может поставить следователя в затруднительное положение, требуя бо́льших привилегий, чем это определено международным правом. Поэтому следователь не должен допустить, чтобы подозреваемый перехитрил его.

Охотник за шпионами должен быть прирожденным актером.Он должен уметь скрывать гнев, нетерпение или сострадание — словом, обязан владеть собой. Изучив характер подозреваемого и выбрав наиболее подходящий метод допроса, следователь начинает играть свою роль. Нельзя говорить повышенным тоном, когда с лица еще не сошла улыбка, а в голосе проскальзывают сочувственные нотки. Следователь очень скоро потерпит неудачу, если примет тактику сочувствия, но не избавится от пронизывающего взгляда и раздражительного тона. Опытный шпион обычно прекрасно разбирается в сильных и слабых сторонах следователя. Он чувствует фальшивые нотки в голосе и видит искусственную улыбку. Охотник за шпионами должен уметь скрывать свои истинные чувства. Подозреваемый может незаметно для себя допустить незначительную оплошность. Следователь немедленно замечает ее, но не подает виду. Если блеск глаз или возбуждение выдадут внутреннее волнение следователя, подозреваемый будет настороже. Нередко допросы крайне изнурительны — упрямый подозреваемый изо дня в день повторяет одно и тоже. Это может вывести следователя из себя, но он должен держать себя в руках и оставаться спокойным. Плохо, если выражение лица или какой-нибудь неосторожный жест выдадут его истинные чувства.