Эд Макбейн - Королевский флеш

Низкопробный взломщик работает и днем, как большинство домушников, но он не отличит бриллианта от стекляшки, да и в любом случае он грабит нищих, так что чего уж тут на алмазы надеяться. Он должен все время работать, ему нужно добывать баксов двести в день, чтобы хватило на дозу, — все зависит от того, сколько он сидит на игле. А это значит, что каждый день ему нужно обчищать кучу квартир. Ведь его еще и на стоимости украденного обманывают. Обычно он не связан ни с наводчиком, ни со скупщиком. Его поставщик забирает краденое и оценивает, сбавляя на транспортные расходы. Если парню по-настоящему худо, поставщик возьмет у него переносной черно-белый телевизор ценой в сто пятьдесят баксов и даст ему за это не долю профессионала, что составляет пятьдесят баксов, и не долю рядового дилетанта, то есть пятнадцать баксов, а грошовый пакетик героина. И наркоман тут же побежит за угол, чтобы всадить себе укол, а через полтора часа он снова выходит на охоту.

Ты либо знаешь, что делаешь, либо не знаешь, думал Алекс. Это как в любой другой профессии. А наркоман не знает, что делает, он все время под кайфом. Он должен получить дозу, ради этого он и свадебный венок матери продаст. Когда он не колется и не кайфует, он ворует. Но он не представляет себе сложностей дела, вот в чем беда. Он заходит в квартиру и крадет пишущую машинку, которая, если повезет, будет стоить тридцать баксов, но, если его при этом возьмут, он рискует получить за взлом, а это преступление четвертой степени, так что ему грозит как минимум год или максимум от трех до семи. Это еще если ему не вкатят на всю катушку — за обладание воровским инструментом и даже за преступное хулиганство. Преступное хулиганство будет в том случае, если он попортил какое-нибудь имущество, когда находился в квартире, что часто бывает с наркоманами, поскольку они торопятся. Это от года до семи, но Алекс всегда закладывался по максимуму — кто знает, на какого судью напорешься, если снова возьмут?

Если ты настоящий профессионал, ты должен работать за проценты, как он и говорил Генри. Ты должен понимать, на какой риск идешь. И ты не полезешь в дешевую квартирку, за которую сядешь на тот же срок, что и за ограбление богатого дома. Вот этого низкопробные взломщики как раз и не понимают. Можно украсть норковое пальто за три с половиной тысячи долларов или приемник за двадцать пять, а все равно сесть на семь лет, если судья сегодня не в настроении думать. Стоимость украденного определяет в деле о грабеже степень кражи — крупная она или мелкая, но основным все же является взлом и проникновение. Если вор проделает дырку, только чтобы руку просунуть, это все равно взлом и проникновение. Не надо даже протискиваться внутрь целиком, даже через подоконник перелезать не надо. Просунь лишь один мизинец или отмычку — это уже взлом и проникновение, и оно может стоить тебе семь лет, если наткнешься на судью, которому не понравится цвет твоих глаз.

Иногда и красть ничего не надо. Стоит только войти, даже если у тебя есть ключ — что Алекс и проделывал много раз, — и этого уже достаточно. Можно войти в помещение, надеясь найти Большой Алмаз, а вместо этого оказаться в пустой комнате без намека на мебель, и все равно, если тебя там возьмут и докажут, что ты вошел с преступными намерениями — что, собственно, и есть на самом деле, — то получишь обвинение во взломе третьей степени. Конечно, если не смогут доказать, что ты планировал ограбить квартиру, ты получишь только обвинение в преступном нарушении прав владения, что является всего-то хулиганством и влечет за собой пятнадцать дней отсидки или штраф в двести пятьдесят долларов. Но если кто-то рассчитывает получить только за преступное нарушение прав собственности, то лучше не иметь при себе ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминает орудие взлома. В том числе и кредитной карточки, даже если она на твое собственное имя, поскольку кредитная карточка или любой подобный кусок пластика может использоваться для того, чтобы открыть дверной замок.

Да, он был вполне доволен, как держал себя с этим жирным фрицем — на самом деле скорее всего евреем, хотя для Алекса главным в человеке был не цвет кожи, не религия, а только то, насколько он профессионал в своем деле. Арчи Фуллер, к примеру, — один из лучших известных ему медвежатников, а он черный. Некоторые из первых взломщиков, каких он когда-либо встречал, были евреями или итальянцами, однако он знавал ребят, которые утверждали, что никто не сравнится с канадцами. Он знал и некоторых старичков, которые помнили еще докастровские времена и говорили, что лучше кубинцев медвежатников не сыскать. Для Алекса не было разницы. И все же этому засранцу Генри не стоило пытаться крутить с ним свои еврейские штучки и пытаться снизить ставку на пять процентов.

Работа вроде была стоящей, но это не слишком занимало его, поскольку пропадал элемент неожиданности. До сегодняшней встречи с Генри у Алекса был только один наводчик, который тоже подыскивал ему работенку. Это был Вито. Конечно же, ему приходилось иметь наводчиков, а иначе куда девать «горячие» наручные часы? Ловить, что ли, первого встречного на улице и шептать ему на ушко, что есть кое-что для негр? Фигня. Он знал одного такого взломщика, только вот первым встречным оказался детектив из Мидтаун-Норт. Короче, это то же самое, что быть торговцем, а если бы Алекс хотел заниматься торговлей, то работал бы с девяти до пяти, как добропорядочный фраер. И, может, упустил бы шанс сорвать тот самый большой куш, за которым все время охотился.

Именно это и не нравилось ему в данном деле: он точно знал, что внутри, он точно знал, что надо искать. Когда же Алекс шел на дело сам, то никогда не знал, чего ожидать. В сорока процентах он натыкался на вещи стоимостью от сотни до пятисот долларов. Один раз из двадцати ему везло и добыча стоила от тысячи до пяти тысяч. В деле, которое не было подготовлено заранее, все свыше пяти тысяч считалось просто огромной добычей. Зато всегда был шанс наткнуться в каком-нибудь месте на настоящий клад, в полмиллиона долларов или даже больше. Он слышал истории о ребятах, которым так везло.

И все же на душе у него было хорошо.

Генри сказал ему, что он отличный взломщик.

Утром в понедельник Алекс вышел на дело.

Дом стоял на углу Шестьдесят девятой и Мэдисон-авеню, напротив отеля «Уэстбери». Район был респектабельным, и он оделся соответственно: серый костюм, белая рубашка с темно-синим галстуком, синие носки и белые ботинки. Поскольку стоял апрель и было еще холодновато, сверху он накинул светлый плащ. Под мышкой слева Алекс держал номер «Нью-Йорк таймс», а в правой руке — кейс, купленный на Пятой авеню. Шляпа на нем отсутствовала. У него были светлые волосы, и он часто считал это недостатком, но не пытался их покрасить в менее бросающийся в глаза цвет. Генри рассказал все, что ему нужно было знать о деле, однако Алекс никогда не заходил в квартиру, не проверив всего самолично. Если его возьмут, то в конечном счете отвечать его заднице, а не Генри. Информация была из двух источников — от самого Генри и от горничной, которая работала у Ротманов. Именно Генри выяснил точно, что за добыча там находится. Он и должен был это знать, поскольку именно он продал Ротманам четыре месяца назад, как раз перед Рождеством, кольцо.