Лоренс Блок - Бриллианты Вольштейна

— У меня что-то побаливает спина, и я все равно собирался к тебе заскочить. Сможешь принять меня во второй половине дня?

— Одну минуту.

Я ждал. Вновь в трубке послышался его голос. Надрыв исчез, остались профессиональные нотки.

— Пациентов много, но я нашел маленькое окошко. В половине третьего, Эд. Тебя это устроит?

Я взглянул на часы. Начало одиннадцатого. До встречи с ним оставалось четыре с половиной часа, без нескольких минут.

— Вполне. До встречи. Не волнуйся, Джек.

Он пообещал, что постарается, вновь поблагодарил меня и положил трубку. Я постоял еще секунду-другую, глядя на динамик, словно ожидал, что он заговорит сам по себе. Потом положил трубку на рычаг и пошел допивать кофе.

Я нашел в «Таймс» нужную мне заметку, но поиски отняли немало времени. В Нью-Йорке сообщения о неопознанных трупах на первые полосы не попадают. Их слишком много. Желтые газетенки определили бы Шейлу на третью или четвертую страницы, но «Таймс» — не из тех газет, что клюют на наготу, прикрытую лишь чулками да поясом. О моей блондинке написали на предпоследней странице, две колонки мелким шрифтом под заголовком:

Убитая женщина найдена в Центральном Парке

Строгая заметка, содержащая только факты. Тело молодой женщины, лет двадцати с небольшим, обнаружено в восточной части Центрального парка, неподалеку от 91-й улицы. Предварительная медицинская экспертиза показала, что женщину не изнасиловали, а смерть наступила от выстрела в голову с близкого расстояния. Пули не нашли, но полиция полагает, что стреляли из пистолета или револьвера 32-го или 36-го калибра. Полиция высказала предположение, что женщину убили в другом месте, труп привезли в парк, где на него и наткнулся случайный прохожий, возвращающийся домой после ночной смены.

Убивая время, я просмотрел и остальные страницы. Мировые новости, национальные, местные. Просто удивительно, как в остальные дни я обходился без этой животрепещущей информации. Эпидемия холеры в Индии. Акции «Джерси стандарт» чуть упали, «Телефон» поднялись, «Полароид» просто рухнули. Критики разнесли в пух и прах новую постановку пьесы Стриндберга.

В половине одиннадцатого я сложил газету и бросил в мусорное ведро. Принял душ, оделся, набил трубку табаком, закурил. И тут зазвонил телефон. Я взял трубку, поздоровался с микрофоном. Больше ничего сказать не успел, потому что в динамике заскрипел мужской голос:

— Лондон? Слушай внимательно. Товар у тебя, и он нам нужен. Учти, мы — люди серьезные.

Я, конечно, спросил, о чем, собственно, речь.

Мне ответил неприятный смех.

— Понимай, как знаешь. Мне известно, где ты был и что там взял. Если у тебя есть цена, отлично. Главное, чтобы она была разумной. Тогда мы заплатим.

— Да кто это, черт побери?

На этот раз мой собеседник обошелся без смеха.

— Не выкобенивайся, Лондон. У тебя репутация умного парня, вот и не дури. Ты всего лишь частный детектив. Работаешь в одиночку. А у нас организация. Мы многое можем выяснить и сделать. Мы знаем, что ты побывал в квартире этой телки. Знаем, что забрал ее и выбросил. Господи, или ты думаешь, что имеешь дело с дилетантами? Мы можем сыграть грубо, учти это. Выбор за тобой: или хорошо заработаешь, или получишь в лоб. Решай сам.

— Что я получу, если соглашусь?

— Во всяком случае, больше, чем в любом другом месте, — он хохотнул. — Мы предложим тебе самые лучшие условия. У нас…

— Организация, — мне этот разговор уже надоел. — Знаю. Вы говорили.

Голос сразу стал злее.

— Мы прикончили телку. Можем прикончить и тебя. Если не прекратишь умничать.

— Пошел ты к черту!

— Мы с тобой свяжемся, Лондон. Как говорится, не звони нам, мы сами тебе позвоним. — И в трубке запикали короткие гудки. Я швырнул ее на рычаг, достал изо рта потухшую трубку, раскурил и сел в кресло.

Ситуация кардинально менялась. Если раньше я только гадал, каков мотив убийства и кто его совершил, то теперь я получил ответ на оба эти вопроса: мотив — некий товар, который хотел выкупить у меня мой таинственный собеседник. Убийца — этот самый собеседник. Оставались сущие пустяки: выяснить, что это за товар и как зовут незнакомца.

Действительно, что за товар? Определенно он стоил денег, но для того, чтобы их получить, требовались связи. Наркотики, оружие, государственные секреты… Список я продолжать не стал. Толку в этом не было.

Собеседник со скрипучим голосом ничем мне не помог. Даже не намекнул, что за товар он готов приобрести у меня, почему Шейла Кейн получила пулю в голову. Не узнал я и главное: каким образом ему удалось выйти на меня. Возможно, что-то я мог выяснить у Энрайта, но мы договорились встретиться в половине третьего, то есть через несколько часов. И я мог потратить их на то, чтобы навести справки о Шейле Кейн, отталкиваясь от тех крупиц информации, которыми поделился со мной Джек.

Она не из Нью-Йорка, в городе практически никого не знала, но, возможно, пыталась пробиться на сцену. В большом городе таких провинциалок хоть пруд пруди. Они слетаются, как мотыльки — на горящий фонарь. Конечно, на Бродвее ей делать было нечего. Бродвейская публика готова платить за билеты бешеные деньги, но и требования предъявляет очень высокие. Но Шейла могла попытать счастья в маленьких театрах, где актерам платили лишь установленный Гильдией минимум заработной платы, и ценили в них не столько мастерство, сколько красивое тело и отсутствие чрезмерной стыдливости. Отсюда следовало, что мне пора позвонить Мэдди Парсон.

Ее номер довольно-таки давно значился в моей записной книжке. Пока телефон звонил, я думал о Маделейн Парсон, миниатюрной, стройной брюнетке с овальным личиком и грациозной шеей, какие любил рисовать Модильяни. По глупым голливудским стандартам — не красавица. А по моим — лучше не бывает.

Актриса. Непризнанный талант, зарабатывающий те самые сорок пять баксов в неделю, если удавалось ухватить какую-то роль в третьесортном театре. Женщина, для которой слово Театр всегда писалось с большой буквы. Женщина, ждущая своего шанса и никогда не унывающая. Истинная актриса, по призванию.

Она схватила трубку на четвертом гудке. И с такой надеждой произнесла «алле», что у меня защемило сердце.

— Расслабься, — только и мог сказать я. — Это не агент, не продюсер, не режиссер. Всего лишь дилетант.

— Эд! Эд Лондон! — радостно воскликнула она. Просто беда с этими актерами. Она на сцене двадцать четыре часа в сутки. И так трудно отличить искренние чувства от игры.

— Ты сейчас работаешь, Мэдди?

— Шутишь, Эд? Я грызу ногти от досады. Гриннелл собирался дать мне роль Агаты в «Звоне далеких колоколов», но спонсор решил, что нефтяные акции прибыльнее внебродвейской постановки. На трех последних просмотрах я была второй. Но вторым не платят.