Ник Кварри - Проигравшему - смерть (авторский сборник)

Он вернулся в Америку, изменившуюся за короткое время очень значительно. Сухой закон вступил в силу, и бутлегерство в стране стало развиваться гигантскими темпами. Мировая война закончилась, но началась другая – уличная. В каждом городе стали расти, соревнуясь в численности и жестокости, вооруженные банды. Они боролись за те баснословные доходы, которые открывал Сухой закон; доходы превышали самые безумные мечтания.

Но Паоло вышел из этой игры и занимался своим бизнесом, пока однажды к нему не пришел Гарри Дитрих со своими вооруженными парнями.

Когда Хайм Рубин забрел в переулок позади свалки, было уже темно. Привыкнув к темноте, он убедился, что поблизости никого нет. Прислонившись к высокому деревянному забору, он сжал в уголке рта сигарету, прикурил от плоской золотой зажигалки и, заслонив сигарету ладонью, так что ее огонек нельзя было увидеть, стал ждать Паоло.

Этот переулок был вроде ничейной земли между Малой Италией и Еврейским гетто. Меньше чем в двух кварталах находилось место, где Хайм впервые столкнулся с Паоло. Тогда они были мальчишками. Хайм верховодил соседней шайкой ребят, все члены которой были здоровее его. Они тогда переходили с воровства на мелкое вымогательство. Одним из первых, с кого содрали дань, оказался Джулио Бруно, которому пришлось пересекать их территорию со своей тележкой, чтобы возить дешевые продукты с рынка в свой ресторанчик.

В первый раз, когда его остановили, Джулио заплатил без разговоров. Во второй раз Паоло и его банда подловили ребят Хайма в переулке и здорово избили цепями и свинцовыми трубами. Шайка Хайма была больше, но их застали врасплох и в первые несколько секунд яростной атаки трое из них, окровавленные и стонущие, были сброшены в канаву. Остальные, спасаясь, убежали.

Хайм бежал по переулку, а Паоло бежал за ним следом. Переулок кончался тупиком. К забору, преградившему путь, были приставлены мусорные бачки. Вскочив коленями на один из них, Хайм выхватил пистолет 22 калибра. Паоло отделяло от него три шага. Сжимая в своем мощном кулаке свинцовую трубу, он смотрел на пистолет.

– Я ведь достану тебя, – громко сказал Паоло. В те дни он говорил с таким ужасным акцентом, что Хайму пришлось напрячься, чтобы понять его. – Эти пульки слишком малы, чтобы остановить меня.

Хайм рассмеялся. Даже в молодости его смех вызывал озноб у взрослых мужчин.

– Тем не менее они тебе сделают мало хорошего.

– То же самое я могу сказать об этой трубке, когда она раскроит тебе голову, – ответил Паоло.

– В таком случае пострадаем оба.

Паоло кивнул, думая, что этого достаточно.

– Дело в том, – медленно начал он, – что вы начали беспокоить Джулио Бруно. Он наш родственник. Никто не смеет беспокоить его. Сдирайте деньги с других.

Хайм поднялся на ноги, продолжая целиться в Паоло, внимательна изучая этого сицилийского парня. На его решение повлияли отнюдь не размеры сицилийца или свинцовая труба, а то, что он прочитал в его глазах.

– Ладно, – наконец сказал Хайм. – Замётано. А теперь я собираюсь перелезть через забор. О'кей?

Паоло кивнул и не сдвинулся с места, пока Хайм не исчез за забором.

Хайм сдержал свое слово. Джулио Бруно больше не беспокоили. И не потому, что Хайм испугался Паоло и его шайки.

Но вокруг было столько возможностей заработать на жизнь, что не стоило связываться с перевозчиком овощей из-за паршивой пары долларов.

Так Паоло и Хайм встретились в первый раз. Вторично они повстречались в армии. Хайм дал себя завербовать по двум причинам: тяга к массовым убийствам и пара преступлений, числившаяся за ним. В армии Паоло и Хайм испытывали друг к другу такие же родственные чувства, что и на улице. Но в лагере, куда их направили для подготовки, они оказались в окружении солдат, презрительно относившихся к жиду и макароннику.

Клички их не волновали, но ни Паоло, ни Хайму не нравилось, что их так легкомысленно приняли. Однажды вечером в городке недалеко от лагеря они по очереди отловили и избили до потери сознания своих мучителей. После этого их оставили в покое.

Сложности у них снова возникли, когда во Франции они попали на поле боя. Источником неприятностей был новоиспеченный лейтенант, которому доставляло садистское удовольствие подстрекать других солдат к возобновлению оскорблений. Этому был положен конец во время атаки на немецкие траншеи. В какое-то мгновение Хайм оказался в зарослях кустарника наедине с лейтенантом. На фоне ружейной трескотни вокруг три выстрела Хайма не привлекли ничьего внимания.

Но когда Хайм оглянулся, то увидел солдата из своего отделения (одного из мучителей), глазевшего на него и мертвого офицера. Прежде чем Хайм успел среагировать, за спиной солдата показался Паоло и прикладом раскроил ему голову. Разделенные этими двумя трупами, Хайм и Паоло долго стояли и смотрели друг на друга. Ни тогда, ни после об этом случае меж собой они не говорили.

А Хайм об этом очень скоро и думать перестал. Но сейчас, увидев высокую, крепкую фигуру сицилийца, появившуюся в конце переулка за свалкой, опять вспомнил.

Паоло подошел к нему. Пряча лицо в тени и не задавая вопросов, ждал, когда Хайм заговорит.

– Это Гарри Дитрих сработал, – сказал Хайм. – Тот парень, который заходил к тебе в ресторан, чтобы толкнуть пойло Линча. Но сделал он это не один. За рулем был какой-то итальянец, которого Дитрих иногда использует. Имени его я не знаю.

На какое-то время Паоло замер в тени. Затем мягко сказал:

– А кто бросил динамит?

– Я его не знаю. Он новый человек в городе.

– Где живет Дитрих?

– Думаю, где-то в Ричмонде. Точно не знаю.

– Найди. Узнай, куда он ходит вечером.

– Ты знаешь, у меня на это нет времени, – огрызнулся тот. – Ты и так сорвал мне одно дело.

– Ладно. Когда ты это сделаешь, я буду у тебя еще в большем долгу.

Торжественность, с какой были произнесены эти слова, дошла до Хайма. Он знал, что сицилийцы склонны к странным клятвам, а эта была не совсем обычной.

– Я прощупаю, – сказал Хайм и, отшвырнув окурок, исчез в темном переулке.

Девица сладострастно потянулась на большой измятой постели, сонно зевнула и стала смотреть, как одевается Гарри Дитрих. Ее обнаженное тело было по-девичьи стройным, с маленькими остроконечными грудями. Ей едва исполнилось двадцать.

Когда Дитрих прошел в ванну, она соскользнула с кровати, надела пеньюар и шелковый китайский халат золотистого цвета. Не запахиваясь, она прошла в гостиную и налила себе в большой бокал коньяку. Сделав солидный глоток, удовлетворенно вздохнула.

В том, что ее содержит Гарри Дитрих, была одна весьма приятная особенность: выпивка, которой он обеспечивал ее, была всегда великолепна. Она опустилась на диван и сделала глоток поменьше, держа стакан изящными пальчиками с острыми ногтями, так гармонировавшими с ее тонкими подкрашенными губами.