Иоанна Хмелевская - Невезуха

К приезду родни я отнеслась столь же легкомысленно, как и моя мать. Впрочем, в том нет ничего удивительного, поскольку буквально накануне я стонала от родовых схваток и забронировать гостиницу мне было недосуг. Двоюродная тетка и её супруг мужественно выдержали одну ночь, живо воображая, будто поселились в лагере для беженцев; мой муж целый рабочий день посвятил беготне и выбил им комнату в рабочем общежитии на Воле, с уборной в коридоре и единственным душем на весь этаж. Родственники стиснув зубы продержались ещё одни сутки, после чего все наши накопления ухнули на взятку администратору гостиницы МДМ, где родня наконец смогла перевести дух.

Переведя же дух, они извергли свой гнев на меня: некоторым образом я ведь была уже взрослым человеком. Роды родами, но мужа-то я с самого начала могла озадачить! А то, что он работал ответственным секретарем одного полумертвого журнала, к делу не относилось. Во всяком случае, наследование половины семейного состояния оказалось под большим вопросом. Оно и понятно: разве можно отдавать богатство в руки столь безалаберной личности?

Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.

Было такое чудное время — оно продолжалось несколько лет, — когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам очень приличные деньги, а я на самом деле была хорошим корректором. У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка.

Читала я быстро и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала верстку и по второму, и по третьему разу. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за орфографической ошибки я запросто могла отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я вкалывала днями и ночами, а потому мои дети с большой неохотой и даже с некоторым озлоблением взвалили на себя обязанности по дому, а муж потребовал развод, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Наконец-то перестал отравлять мне организм всякими глупостями вроде обеда, стирки, глажки рубашек, пыли на полках и потерявшихся вещей. Вскоре он женился на судьихе, которая нас разводила.

А я купила квартиру. Моя приятельница, человек одинокий, построила себе кооператив — двухъярусную квартиру, после чего узнала, что её матери категорически нельзя карабкаться по лестнице, да и вообще жить можно только в сосновом лесу. Приятельница мигом отыскала одноэтажное жилье среди сосен, но требовалось срочно раздобыть деньги, и она предложила мне купить её новую квартиру по себестоимости.

У меня же как раз случилась нужная сумма — все благодаря тому урожайному году. Так что мы, можно сказать, спасли друг друга.

— Понимаешь, — расстроенно говорила мне подруга, — этот проклятый второй этаж...

Я-то думала, что ей там понравится, но выяснилось, что даже десять ступенек могут её убить.

Еще повезло с этим Ченстоневым, это такое малюсенькое местечко, его даже на карте нет, сосновые перелески и ничего больше, недалеко от Груйца. И стоит не очень дорого, и дом почти готовый. Слушай, а у тебя есть деньги? Я к тебе не пристаю с ножом к горлу?

— Есть, — гордо отвечала я. — Несколько лет хомячила как Гарпагон. А вот на свою маму не успела потратить ни одного злотого, хотя, Бог свидетель, я бы все отдала. Поджелудочная. Две недели — и все. Умерла под наркозом, не тот диагноз поставили, выдумали какой-то разрыв аппендикса.

— И она даже не знала, что умирает? Хорошая смерть.

— Да уж. Живые-то как-нибудь переживут.

Моя новая квартира была почти готова, я ещё немного напряглась, и денег хватило даже на обстановку. А мать подруги в сосновом лесу чуть ли не расцвела, да и самой подруге по душе пришлись глухомань и безлюдье. Она была художником, на жизнь зарабатывала книжными иллюстрациями, так что рисовать могла где угодно, хоть посреди дремучей чащобы.

Когда весть о моих успехах на ниве квартирного вопроса дошла до австралийского семейства, их уверенность в моей безмозглости немного пошатнулась. Целых семь лет они носа не казали в Польшу, явно памятуя о злосчастных бытовых условиях, но теперь вдруг зашевелились...

Когда я рулила по Млаве, до меня вдруг дошло. Понятное дело, где это видано, чтобы человек, приехавший в гости аж с другого полушария, жил не у родственников, а в дорогущей гостинице? Вот если бы я, к примеру, прикатила в Австралию, то неужто поселилась бы в отеле?

Да они бы до смерти разобиделись, будь я даже миллионершей! Родственные связи, родственные чувства...

Не говоря уж о рабочих общежитиях...

Но вот другая моя подруга ни за какие сокровища не соглашалась жить у своей родни. Она заранее бронировала номера в гостиницах, утверждая, что любит свободу, хотя и выбирала отели подешевле, так как деньги на неё с неба не сыпались.

Если я выпихну детей, то получу две гостевые комнаты с ванной...

Тут мои размышления закончились, так как впереди я заметила пробку. Трактор с двумя прицепами, похоже, вознамерился то ли вырулить на шоссе, то ли пересечь его, а встречный трейлер прислушаться к нему не пожелал. И теперь трейлер завалился в неглубокую канаву с одной стороны дороги, трактор — с другой, оба его прицепа перевернулись ровно посредине, затопив шоссе целым морем сена. В горы сена врезался ещё и грузовик, следовавший по моей полосе.

И все это явно произошло только что, ибо пробка набухала прямо на глазах.

Я благоразумно оценила перспективы.

Прицепы лежат поперек шоссе, сено раскидано куда ни глянь — кстати, откуда он взял столько сухого сена в это время года?.. Начало июня, и дожди хлещут... Так, трейлер в одной канаве, трактор в другой, из грузовика что-то вытекает — похоже, радиатор пробит. Вручную с этим ни за что в жизни не справиться, в дело должна вмешаться дорожная служба, подъемный кран, возможно, «скорая помощь» и, разумеется, полиция. Вон неподалеку какие-то дома, может, там есть телефон. Но даже если уже позвонили куда надо, вся эта забава займет часа два, а полиция наверняка пожелает допросить свидетелей. Еще час псу под хвост.

О, нет!

Выезжая из Варшавы, я рассчитала время, чтобы добраться до Элеоноры около семи вечера, Простою я здесь часа три, на место доберусь к одиннадцати, Стасичек придет в ярость, потому что он рано ложится спать, к тому же Элеонора предупреждала меня, что у них там ведутся какие-то дорожные работы, черт знает на что я нарвусь в темноте. Нет, не стану я торчать здесь до второго пришествия!

Моя машина стояла у поворота — куда-то вбок уходила проселочная дорога. Дорожный указатель остался позади, но ведь наверняка можно объехать этот сенной завал. Даже через деревни и закоулки выйдет быстрей, чем через эту баррикаду. Не раздумывая, я свернула с шоссе и покатила по довольно приличной, хотя и узкой асфальтовой дороге.