Станислав Лем - Следствие

Большим, аккуратно сложенным носовым платком он промакнул капельки пота на верхней губе, спрятал платок в карман и продолжил:

— Эта серия происшествий чрезвычайно трудна для объяснения. И я попрошу подойти к ней без всякого предубеждения. Если же я столкнусь с подобным отношением с вашей стороны, то вынужден буду отказаться от этого дела, равно как и от сотрудничества с Ярдом.

Он выждал с минуту, словно надеясь, что кто-нибудь поднимет перчатку, после чего выключил рефлектор. Сразу стало темно. Сисс шарил рукой по стене в поисках выключателя.

Вспыхнувший свет изменил вид комнаты. Она стала словно бы меньше, а помаргивающий от яркого света инспектор на мгновение напомнил Грегори его старого дядюшку. Сисс снова подошёл к карте.

— Когда я занялся этим делом, с момента первых двух происшествий прошло так много времени, или, если говорить откровенно, полиция настолько мало внимания уделила им в своих сводках, что точное воспроизведение фактов, позволяющее установить ход событий час за часом, оказалось абсолютно невозможным. Поэтому я ограничился только тремя последними случаями. Во всех трёх был туман — дважды густой, а один раз очень густой. Кроме того, в радиусе нескольких сот метров проезжали машины — правда, «подозрительных» среди них не было, хотя я, честно говоря, не знаю, на чём эти подозрения могли бы основываться. Ведь как будто никто ещё не выезжал на подобное дело в машине с надписью «Перевозка краденых трупов»?.. Во всяком случае, машину можно было оставить достаточно далеко от места кражи. И наконец, я установил, что во всех трёх случаях вечером (напоминаю, что трупы всегда исчезали ночью) поблизости от места происшествия были замечены… — Сисс сделал небольшую паузу и, подчёркивая каждое слово, тихо закончил: — …домашние животные, ранее там не встречавшиеся, и более того, которых мои собеседники не знали и никогда до этого в тамошних местах не видели. В двух случаях это были кошки, а в одном — собака.

Раздался короткий смешок, мгновенно перешедший в неловкую имитацию кашля. Это засмеялся Соренсен. Фаркар молчал, он не реагировал даже, когда Сисс ехидничал насчёт подозрительных машин.

Грегори перехватил взгляд, брошенный главным инспектором на Соренсена. В нём не было укора, не было суровости, это был поистине тяжёлый взгляд, тяжесть его ощущалась просто физически.

Соренсен кашлянул ещё раз, для большей убедительности, и наступила тишина. Сисс смотрел поверх их голов в тёмное окно.

— Статистическая значимость последнего фактора, — продолжал он, всё чаще срываясь на фальцет, — на первый взгляд невелика. Однако я установил, что в тех местах бродячие кошки и собаки практически не встречаются. Кроме того, одно из этих животных — а именно собака — было найдено мёртвым на четвёртый день после исчезновения трупа. Приняв во внимание это обстоятельство, я позволил себе после последнего случая (на этот раз близ места происшествия бродил кот) дать объявление, в котором обещал награду тому, кто найдёт труп этого животного. И вот сегодня утром я получил сообщение, которое сделало меня беднее на пятнадцать шиллингов. Кот лежал под снегом возле кустов, его нашли школьники — шагах в двухстах от морга.

Сисс подошёл к окну и, повернувшись спиной к присутствующим, встал возле него, как будто решил полюбопытствовать, что делается на улице, но там уже ничего нельзя было разглядеть, кроме фонаря, мерно раскачивающегося под порывами ветра; через равные промежутки времени его свет вырывался из тени, отбрасываемой деревом.

Он молчал и кончиками пальцев поглаживал полу своего чуть великоватого серого пиджака.

— Вы закончили, доктор?

После вопроса Шеппарда Сисс повернулся. Едва уловимая, какая-то мальчишеская улыбка вдруг совершенно преобразила его лицо — мелкое лицо с неправильными чертами, маленькими подушечками щёк, подступающими к серым глазам, и сильно срезанной нижней челюстью, отчего создавалось впечатление, будто у него нет подбородка.

«Да это же мальчишка, вечный мальчик… и какой славный», — с удивлением подумал Грегори.

— Я хотел бы сказать ещё несколько слов, но в конце, — ответил Сисс и вернулся на своё место.

Инспектор снял очки. Глаза у него были утомлённые.

— Хорошо. Коллега Фаркар, пожалуйста, если у вас есть какие-нибудь дополнения.

Фаркар кивнул без видимой охоты.

— Честно говоря, добавить мне особенно нечего. Я, так сказать, традиционно и по старинке рассматривал эту «серию», как изволил назвать её доктор Сисс. И полагаю, что некоторые слухи соответствуют действительности. Объяснение тут, видимо, довольно простое: в Шелтеме и других городках преступник пытался украсть труп, но ему всякий раз мешали. Удалось только в Трикхилле. Тогда он ещё был новичком и взял труп без одежды. Очевидно, не сообразил, что транспортировать голого мертвеца куда опасней, во всяком случае, затруднительней, чем одетого, ибо одетый не так бросается в глаза. Поняв это, он изменил тактику и в остальных случаях уже старался как-нибудь прикрыть наготу. Наверно, и выбор тела в первый раз был не самый удачный — я имею в виду слова доктора Сисса «тело в хорошем состоянии». В трикхилльском морге был ещё один труп, в гораздо лучшем состоянии, чем украденный. Вот, пожалуй, и всё…

Да, остаются ещё мотивы, — добавил он через несколько секунд. — Я вижу следующие возможности: некрофил, сумасшедший и, скажем, какой-то учёный. Думаю, оценку мотивов мог бы дать доктор Соренсен.

— Я ведь не психолог и не психиатр, — раздражённо заявил врач. — Но в любом случае некрофилию можно исключить. Страдающие ею — люди, как правило, умственно отсталые, дебилы, кретины и к планированию сколько-нибудь сложной акции совершенно не способны. Тут никаких сомнений быть не может. Далее, сумасшествие, по-моему, тоже можно исключить. Никаких случайностей, слишком всё скрупулёзно, ни единой ошибочки — безумец не способен действовать столь логично и последовательно.

— Паранойя? — чуть слышно подсказал Грегори. Соренсен посмотрел на него почти с отвращением. Какое-то мгновение казалось, что он с сомнением катает это слово во рту, словно бы пробует на вкус; потом его тонкие лягушачьи губы искривились в непонятной гримасе.

— Нет. То есть я думаю, что нет, — смягчил Соренсен категоричность утверждения. — Нельзя пользоваться сумасшествием как мешком, в который можно запихнуть все поступки с непонятной мотивацией. У сумасшествия своя система, своя логика поведения. В крайнем случае, нельзя, конечно, исключать возможности, что некто с тяжёлой формой психопатии, да, да, психопат, именно психопат, мог бы оказаться этим самым похитителем. Это единственная возможность.