Фридрих Незнанский - Дурная слава

— Это что же, у всей деревни отпечатки брали? — хмыкнул Грязнов.

— Нет, зачем — у всех? У тех, кто сидел. А у нас там половина деревни сидела.

— Здорово! Хорошее место отдыха для начальника угрозыска.

— Ну… Родители-то когда прикупили дом, меня не спросили. Места-то там дивные — река, лес, грибов, ягод прорва. Чего им еще? А то, что эти же места освобожденным из ближайшей колонии гражданам тоже приглянутся, — кто ж знал? Старики мои об этом как-то не подумали. Впрочем, там у нас много питерских. На соседней улице целая колония отставных вояк поселилась. Дома-то за бесценок продаются: до Бога высоко, до царя далеко, как говорится. Но не суть. Короче, возвращаюсь назад. Поезда все проходящие, стоянка две минуты. Беру билет, несусь по перрону к своему купейному вагону, а дверь в вагон закрыта. И никакого проводника не наблюдается. Бегу к соседнему вагону. Та же история. А стоянка, напоминаю, две минуты. Верите, я вдоль состава носился ошпаренной козой, пока наконец не обнаружил открытую дверь в самом конце состава. Влез, красный весь, шапка набекрень, глаза на ниточках болтаются… отдышался, прошел в свой вагон, захожу в купе.

Там сидят двое очень фактических пацанов. Увидели меня, и давай ржать. Ну, мол, ты, дед, спортсмен! С такой скоростью носился, любо-дорого смотреть. Мы на тебя ставки сделали: успеешь влезть или нет. Вот Толян проиграл, с него ящик пива. Так что ты, дед, молоток. То, что я для них «дед», — это ладно. Овчинный полушубок, валенки и трехдневная щетина никого моложе не делают. Но дальше! Я им жалуюсь, что вот, мол, все двери во всем составе закрыты, как же это можно? А если бы старуха какая на моем месте была? Она бы с инфарктом тут же на перроне и упала. А они мне в ответ, радостно так похохатывая, сообщают, что это шутка их собственного производства. Что они бригадиру пообещали сто баксов за это развлечение. И прикалываются так на каждой станции. Народу зимой ездит мало, поезд почти пустой, чего не пошалить? Нормально, да? Ну и что мне было делать? Убить этих уродов? Развернуть их к стенке, ноги на ширину плеч?

— Я бы так и сделал, — заметил Грязнов.

— Вот мерзавцы! — рассмеялся наконец Турецкий. — Твоя реакция?

— Какая у меня реакция… Дошел до бригадира, объяснил ему, чтобы он больше так не делал… Не надо, дескать… Бригадира, кстати, уже сняли. Это к слову. Ну вернулся я в купе. А там ящик пива и Вова, так второго звали, угощает. Мол, садись, дед, ты пару бутылок заслужил. Отказался я культурно, залез на свою верхнюю полку, достал детектив и углубился. На следующей станции заходит в наше купе молодой человек приятной наружности. Садится, наблюдает, как народ отдыхает, не замечает, что у них на ручищах татуировки вполне конкретные, и без спросу начинает соваться в разговор. Сами знаете, такое амикошонство братвой отнюдь не приветствуется. Но Вован и Толян пока терпят. Что-то сквозь зубы отвечают. Мол, возвращаемся из командировки, да-да, работники авиакосмической промышленности… Вот это начальник цеха, а я главный инженер…Тут молодого человека понесло. Он, как оказалось, сайентолог. И разъезжает по малым городам Ленобласти этаким миссионером, вербует паству. И давай он им и про дианетику, и про сайентологию, и про дедушку Хаббарда, и про клир… Вот в этом месте Толяна прорвало. Что ж ты, говорит, выражаешься, гаденыш? Клитор, а не клир — это раз! А во-вторых, мы люди православные и не позволим морочить голову ни себе, ни приличному деду, что отдыхает на верхней полке!

— А дальше что? — рассмеялся Грязнов.

— Ну что… Попутчики мои ухватили парня за шкирку и выволокли, благо рядом купе свободное. И так они после этого расслабились, словно беса изгнали. И пошел между ними очень задушевный и откровенный разговор. С именами, явками, паролями, как говорится. Сколько я узнал нового! За год оперативной работы столько информации не получишь, сколько за три часа базара двоих братков под ящик пива и сопение дремлющего наверху деда — он же начальник питерского угрозыска, чутко внимающий каждому слову криминалитета.

— Хорошая байка! — оценил Грязнов. — Информацией-то воспользовался уже?

— Да, кое-что интересное звучало. Узнал я, в частности, что имеется в нашем городе одна весьма престижная частная клиника, которую курирует некий авторитет и которая является этаким схроном. Если нужно кому затаиться, отлежаться на дне подводной лодкой, вперед — в отдельную палату белокаменную. Можно под псевдонимом. Лежи, лечись, пока тебя угрозыск ищет.

— Мораль сей басни какова? — осведомился Турецкий.

— Да никакой морали. Или нет… Мораль, пожалуй, та, что не стоит скорым быть на расправу. Или, как говорил Ключевский: «Если кошка хочет поймать мышку, она притворяется мышкой». А еще вот что: приезжайте-ка вы ко мне в Питер на новогодние праздники, благо целых две недели выходных! Съездим ко мне в деревню на охоту, в баньке попаримся, первачом побалуемся. Нигде такого отдыха нет, как в глухой русской деревне.

— А что? Это мысль. Я казак вольный, мне собраться — только подпоясаться, — задумался Грязнов. — А, Саня? Маханем в захолустье? А то все Париж да Вена…

— Ага, надоело, — поддержал шутку Турецкий.

— Нет, я серьезно! Приезжайте, буду ждать!

— Ладно, Виктор, подумаем, — пообещал Грязнов.

Официальная часть мероприятия в Генеральной прокуратуре подходила к концу. Президент чуть повернул голову в сторону личного охранника, тот кивнул, что-то произнес В мобильный. Глава государства, одарив присутствующих прощальной улыбкой, направился к выходу, охрана держала его в ненавязчивом, но плотном кольце. Генеральный прокурор отправился провожать высокого гостя. Президент со свитой покинули холл, но министры, замминистры, заместители замов и прочие приглашенные чиновники все еще находились в зале. Растянувшись цепочкой, они задерживались возле длинного стола, отвечая на вопросы, приветствия, напутствия прокурорских чинов. Некоторые застревали у выхода, возле стойки с тарелочками, на которых возвышались горки крохотных пирожных канапе. Похоже, внимание чиновного люда привлекали не сладости, а высокая рыжеволосая девушка, которая стояла за стойкой и улыбалась уходящим гостям. Покидавшие фуршет гости одаривали ее ответными, весьма благосклонными улыбками. Но вот с девушкой поравнялся невысокий, холеный господин в костюме от Готье. Он тоже улыбнулся очаровательной распорядительнице вечера.

Дальше произошло следующее: девушка подхватила одну из тарелок с пирожными и влепила ее прямо в лицо чиновника. При этом она громко выкрикнула: «Это тебе, мерзавец, за лекарства, которые ты у народа отнимаешь! За то, что ты больных людей на смерть обрекаешь!» В установившейся мгновенной тишине звонкий голос продолжал выкрикивать: «Вор должен сидеть в тюрьме! Интернационал-социалисты требуют суда над вором и гробовщиком инвалидов!»