Нора Робертс - Дуэт смерти

— Истязания. Удушение руками и подушкой, изнасилование, опять удушение, опять изнасилование. Вагинальное и анальное. Многократное, судя по кровоподтекам и разрывам. — Ева почувствовала, как пресеклось дыхание: легкие не желали работать. Она усилием воли заставила себя выдохнуть. Вдохнуть. Снова выдохнуть. — Кровь из вагинальной зоны: жертва могла быть девственницей. Требуется подтверждение медэксперта.

Ей пришлось выпрямиться и сделать еще несколько успокаивающих вдохов-выдохов. Она не могла себе позволить выключить запись, чтобы успокоиться, и не хотела, чтобы на записи было видно, как сильно у нее дрожат руки, как поднимается к горлу тошнота.

Она-то знала, каково это — быть такой беспомощной, напуганной, избитой и изнасилованной.

— Можно предположить, что в этот момент сигнализация была включена. Затем камеры были отключены, диски изъяты и унесены. Нет видимых признаков взлома — экспертам проверить. Она открыла дверь, она его впустила. Дочь полицейского. Она его знала, доверяла ему. Изнасилование и убийство лицом к лицу. Он ее знал, хотел, чтобы она видела его лицо. Это дело личное, очень личное.

Немного успокоившись, Ева вынула измерители, чтобы определить время смерти.

— Время смерти — три двадцать шесть утра. Ведущий следователь определяет изнасилование с последующим убийством. Требуется подтверждение медэксперта. Желательно доктора Морриса, если он на дежурстве.

— Даллас!

Только теперь Ева поняла, как глубоко погрузилась в текущий момент… и в свои воспоминания. Так глубоко, что не услышала шагов своей напарницы. Она постаралась придать лицу нейтральное выражение и повернулась к застывшей в дверях Пибоди.

— Девочка, и умирая, боролась, — сказала Ева. — Сопротивлялась, долго умирала. Нет волокон под ногтями, насколько я могу судить, но полно следов на простынях. Похоже, он прижимал подушку к ее лицу, она кусала подушку и свою губу. Поскольку речь идет о множественных изнасилованиях, скорее всего он от этого возбуждался. Душил ее подушкой и руками. Мы сможем измерить размах его ладони по кровоподтекам.

— Я ее вроде как знала.

Ева инстинктивно сделала шаг вперед, блокируя для Пибоди вид тела, и заставила напарницу посмотреть ей прямо в глаза.

— Откуда?

Боль и отчаяние загорелись в глазах Пибоди.

— Когда я еще только начинала, мы выступали в школах. Это было что-то вроде общественной нагрузки. — Пибоди прочистила горло кашлем. — Она была моей связной. Что-то вроде девочки-скаута. Такая милая, такая рассудительная! Ей было лет одиннадцать-двенадцать. Я тогда не только в полиции, я и в Нью-Йорке была новичком, а она дала мне пару ценных советов. Ну там, где что покупать, и все такое. А в прошлом году она делала доклад в школе о движении хиппи. — Пибоди помолчала, отвлеклась на обработку рук и ног изолирующим составом. — Позвонила мне, и я ей помогла с историей и кое-какими личными моментами.

— Для тебя это будет проблемой?

— Нет. — Пибоди откинула с лица темные волосы. — Нет. Она была хорошей девочкой, она мне нравилась. Очень нравилась. Я хочу узнать, кто с ней такое сотворил. Я хочу быть в деле, когда будут брать сукина сына.

— Начни с проверки сигнализации и электроники по всему дому. Ищи любые признаки взлома. — «Большой дом, — подумала Ева, — на осмотр потребуется время. Достаточно, чтобы переключить Пибоди в полицейский режим». — Нам надо проверить все телефоны, скопировать все техзаписи. Мне нужны «чистильщики», но я хочу, чтобы это дело было помечено Желтым кодом. Мы не можем напрочь закрыть дело от прессы, раз уж в нем замешан коп, но я не хочу сливать им сочные подробности. Да, и мне нужен Моррис, если он сможет приехать.

— А он вернулся?

— По расписанию должен выйти на работу завтра. Если он в городе и готов работать, он мне нужен здесь.

Пибоди кивнула и вытащила коммуникатор.

— Ну, раз уж это дочь полицейского, полагаю, нам нужен Фини.

— Правильно полагаешь. Заодно, так и быть, можешь позвонить своему тощему сожителю. Все равно Фини его затребует. С таким же успехом можем и мы сколотить нашу электронную команду. Нечего им прохлаждаться, пусть работают. Звони Макнабу.

— Макнаб уже на низком старте. Когда Уитни мне позвонил, я ему велела быть наготове и ждать моего сигнала. Если ты готова ее перевернуть, я тебе помогу.

Ева различила в словах Пибоди подтекст. «Я должна с этим справиться. Должна доказать, что справлюсь».

Ева отступила, давая ей дорогу, и повернулась к телу.

— Он не снял с нее одежду. Порвал, скомкал, но не снял. Еще одно свидетельство того, что дело не в сексе и не в унижении, а скорее в наказании. Ему важно было причинить боль, изнасиловать как можно больнее. Раздеть ее, выставить напоказ? Плевать он на это хотел. На счет «три», — сказала Ева, сосчитала, и они вместе перевернули тело лицом вниз.

— Господи… — Пибоди судорожно вдохнула. — Кровь не только от изнасилования. Я думаю… она была девственницей. И это полицейские наручники. Использовать полицейские браслеты, сковать ей руки за спиной и так держать? Он хотел что-то доказать, это во-первых, и заставить ее мучиться от боли, во-вторых. Смотри, как браслеты врезались в запястья под весом ее тела. Он мог бы приковать ее к изголовью, но этого ему показалось мало.

— Он хотел причинить ей боль, — подтвердила Ева. — Тут все завязано на боли. Боль, причиняемая жертве, дает мучителю больше контроля над ней. Ты что-нибудь знаешь о ее друзьях? О мальчиках, кавалерах?

— Честно говоря, не знаю. Я, когда помогала ей с докладом, спросила о мальчиках. Ну, знаешь, так, в разговоре.

Пибоди говорила, а сама начала осматривать комнату. Возвращается, поняла Ева, включается в рабочий режим.

— Она, помню, покраснела и сказала, что не ходит на свидания, хочет сконцентрироваться на учебе. Она всерьез увлекалась музыкой и театром, но хотела изучать философию и альтернативные культуры. Говорила, что после колледжа хочет вступить в «Корпус мира» или работать в программе ЮНЕСКО «Образование для всех».

«Застенчивая, — констатировала Ева, слушая Пибоди. — Наивная идеалистка, серьезно относилась к образованию».

— И еще я помню, — продолжала Пибоди, — мы с ней встретились в одном кибер-кафе для поиска в Интернете, тогда за мной зашел Макнаб. И она ужасно застеснялась, покраснела вся. Я думаю, она робела перед парнями. С девочками так бывает.

— Ладно, ты давай начинай осмотр дома, я тут закончу.

Робела перед парнями. Родители уехали на выходные, а наивная идеалистка… идеалистки ведь часто бывают наивными, особенно в юном возрасте.

Может, она перескочила через пропасть: впустила в дом парня. Ева внимательнее присмотрелась к порванной и смятой одежде.