Колин Маккалоу - Включить. Выключить

Мисс Дюпре постучала и, получив разрешение войти, пропустила Кармайна в личные владения профессора Смита, оставшись снаружи.

Кармайн увидел одного из самых привлекательных мужчин, каких он когда-либо встречал. Роберт Мордент Смит, глава фонда Уильяма Парсона, профессор Центра неврологических исследований имени Хьюлингса Джексона, был худощав, среднего роста — не менее метра восьмидесяти, с прекрасной осанкой. Но главным было лицо: прекрасно вылепленное, с черными бровями и ресницами, ярко-синими глазами и высоким лбом под шапкой волнистых волос с проседью. В сочетании с гладкой, без складок и морщинок, кожей эта седина лишь оттеняла совершенство. Улыбка обнажала ровные белые зубы, но прекрасные глаза сегодня не затрагивала. И неудивительно.

— Кофе? — спросил он, указывая Кармайну на массивное дорогое кресло напротив столь же массивного и дорогого письменного стола.

— Да, спасибо. Без сливок и сахара.

Пока профессор заказывал по селектору два черных кофе, его гость осмотрел кабинет — просторное помещение размерами шесть на семь с половиной метров, две стены которого занимали огромные окна. Кабинет располагался в северо-восточном углу здания, и отсюда открывался вид на Яму, общежитие на Шейн-драйвер и автостоянку. Отделка кабинета была дорогой, мебель — из ореха, с плотной ситцевой обивкой, на полу ковер — обюссонский. Впечатляющая коллекция похвальных листов, грамот и дипломов занимала зеленую полосатую стену. Над столом профессора висела картина — похоже, превосходная копия пейзажа Ватто.

— Это не копия, — сообщил профессор, заметив, куда смотрит Кармайн. — Мне предоставили ее на время из коллекции Уильяма Парсона — самого большого и богатого собрания европейской живописи в Америке.

— Ого, — откликнулся Кармайн, вспомнив о дешевой репродукции Ван Гога над своим столом.

Женщина лет тридцати пяти внесла серебряный поднос с термосом, двумя изящными чашечками и блюдцами, двумя хрустальными бокалами и хрустальным графином с ледяной водой. В Хаге умели принимать гостей!

«Элегантная штучка», — думал Кармайн, разглядывая вошедшую: черные волосы высоко подняты и уложены в пышный пучок, лицо широкое, гладкое, довольно плоское, ореховые глаза и прекрасная фигура; тесно облегающий костюм; туфли от «Феррагамо» на плоской подошве. То, что Кармайн знал толк в подобных вещах, объяснялось профессией, в которой было не обойтись без глубокого и всестороннего знания жизни и людской психологии. Таких женщин его мать звала мужеедками, но профессор, по-видимому, не возбуждал у вошедшей ни капли аппетита.

— Мисс Тамара Вилич, мой секретарь, — представил проф.

Ни малейшего интереса к Кармайну Дельмонико! Мисс Вилич улыбнулась, кивнула и незамедлительно удалилась.

— Две уже не юные, но незамужние особы в штате, — заметил Кармайн.

— Да, это редкая находка, — кивнул профессор, явно не спеша перейти к основной цели визита. — У замужних женщин семейные обязанности отнимают время, которое следовало бы уделять работе. А одинокие всецело посвящают себя ей и не возражают, если приходится работать допоздна.

— И энергии для работы у них побольше, это сразу видно, — согласился Кармайн. Он отпил кофе, который оказался мерзким. Ничего другого Кармайн и не ожидал. Он заметил, что профессор выпил воды из запотевшего графина, хотя гостю налил кофе.

— Профессор, вы спускались в виварий? Видели, что там нашли?

Ученый побледнел и решительно покачал головой:

— Нет-нет, разумеется, нет! Сесил позвонил мне, сообщил о находке, и я сразу созвонился с комиссаром Сильвестри. А Сесила попросил никого не впускать в виварий до приезда полиции.

— А вы уже нашли Отиса… как его фамилия?

— Грин, Отис Грин. По-видимому, у него был сердечный приступ. Сейчас он в больнице. Но его кардиолог говорит, что все обошлось, так что через два-три дня Отиса выпишут.

Кармайн отставил кофейную чашку и откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях.

— Профессор, расскажите мне о холодильнике для трупов.

Смит, похоже, слегка растерялся, и было видно, что он пытается взять себя в руки. Кармайн предположил, что тип смелости, которым наделен профессор, годится для убийств. Ему бы командовать комитетами, распределяющими гранты, и застенчивыми учеными. Скольких таких смельчаков он видел в Чаббе!

— Такой холодильник есть в каждом исследовательском учреждении. Если оно невелико, то сотрудники пользуются холодильником, общим для нескольких лабораторий. Мы ученые, и поскольку этика запрещает нам проводить эксперименты на людях, мы выбираем животных. Выбор обусловлен характером исследований: кожа — морские свинки, легкие — кролики, и так далее. Поскольку мы изучаем эпилепсию и умственную отсталость, а следовательно, мозг, то наши подопытные животные — крысы, кошки и приматы. Здесь, в Хаге, макаки. По завершении эксперимента животных умерщвляют — спешу добавить, максимально гуманным образом. Трупы складывают в специальные пакеты и отправляют в холодильник, где они находятся до семи часов утра. Примерно в семь Отис перекладывает содержимое холодильника в бак и везет его по подземному переходу — туннелю, ведущему к корпусу Паркинсона, где находится главный виварий медицинской школы. Крематорий, где сжигают все трупы животных, принадлежит виварию Паркинсона, но его услугами пользуется и больница — отправляет туда ампутированные конечности и тому подобное.

«Его манера говорить настолько официальна, — подумал Кармайн, — как будто он диктует важное письмо».

— Сесил сообщил вам, как были обнаружены человеческие останки? — спросил он.

— Да. — Лицо профессора заострилось.

— Кто имеет доступ к холодильнику?

— Из сотрудников Хага — все, а посторонние вряд ли могут воспользоваться им. Посетителей у нас не много, вход обычно закрыт.

— Почему?

— Дорогой мой лейтенант, мы же на самом краю Оук-стрит и медицинского городка! За нами — Одиннадцатая улица и Яма. Уверяю вас, это более чем сомнительное соседство.

— Я заметил, что вы тоже употребляете название «Хаг», профессор. Почему?

Губы профессора трагически изогнулись.

— Это Фрэнк Уотсон виноват, — процедил он.

— Кто он такой?

— Профессор неврологии из медицинской школы. Когда в 1950 году Хаг открылся, он хотел возглавить его, но наш благодетель, покойный Уильям Парсон, был непреклонен: руководящий пост должен занимать специалист по эпилепсии и умственной отсталости. И поскольку сфера деятельности Уотсона — демиелинизирующие заболевания, он не соответствовал требованиям. Я говорил мистеру Парсону, что надо бы выбрать название попроще, чем Хьюлингс Джексон, но он уже принял решение. О, этому человеку решительности было не занимать! Конечно, сокращение неизбежно должно было появиться, но я думал, что это будет «Хьюлингс» или «Хью». Тут-то Фрэнк Уотсон и отомстил нам. Он объявил название «Хаг» оригинальным и остроумным, и оно прилипло. Намертво!