Джоанна Стингрей - Стингрей в Стране Чудес

Только разобрав чемодан, я поняла, насколько медведи-таможенники обчистили мой багаж. Исчезли фен, тампоны, зубная паста, губная помада – короче, все, чего нельзя было купить за железным занавесом. Как ни странно, нетронутыми остались моя пластинка и мои фотографии, которые я привезла с собой, чтобы показать Борису, как выглядит и как звучит настоящая рок-звезда. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне следовало воспринять случившееся как знак: московских таможенников мои тампоны интересуют куда больше, чем моя музыка!

Группа собралась внизу, где нам долго вдалбливали, что мы всё время должны держаться вместе. В медвежьем логове туристическая группа была сродни штампу на руке, подтверждающему наше право здесь находиться. Стоит нам отстать от группы, штампик смоется, и нас, пинком под наши маленькие, обтянутые джинсой задницы, вышибут домой на ближайшем рейсе. Я понимала, что для наших коммунистических хозяев правила эти были очень-очень важны, но мне примириться с ними было непросто. Я с четырнадцати лет гоняла на автомобиле, каждую неделю смывалась из школы, чтобы пообедать в Nate n’ Al’s [8] Знаменитый гастрономический магазин деликатесов и ресторан на фешенебельной Родео-драйв в Беверли Хиллз. . Попробуй здесь нечто подобное, и все гулянье, судя по всему, мгновенно закончится.

Мы провели в Москве три дня, которые вполне могли бы считаться тремя днями на Луне. Мне казалось, что я на другой планете, в окружении бесконечных коммунистических росписей, барельефов и скульптур, воспевающих тяжелый труд и чувство коллективизма. Они были яркими и завораживающими, как какой-то тяжелый болезненный галлюциноген. Не было ни рекламы, ни афиш, ни больших уличных знаков. Лишь стандартные безликие вывески крупными русскими буквами: АПТЕКА, ГАСТРОНОМ, БУЛОЧНАЯ. Серая и темно-синяя одежда выглядела, как синяки и подтеки на телах людей, почти никто не улыбался, и никто не осмелился мне ответить, когда я приветственно махала рукой. Все выглядели несчастными, выстаивая в бесконечно долгих очередях за хлебом и лекарствами. Ощущение от города было недружелюбным и суровым.

Вскоре, правда, я научилась видеть в Москве и красоту: светящиеся глаза в целом нахмуренного и равнодушного города. Мы увидели исторические памятники, музеи, здания и парки. Многие из этих замечательных мест были построены еще до коммунистической революции и сохранили в себе кокетливую грусть по прежним временам. Луковки собора Василия Блаженного поражали психоделическим буйством калейдоскопа красок. Мало-помалу я начала ощущать, что где-то в глубине, под металлической броней СССР, прячется его теплое, мягкое и живое подбрюшье.

За годы коммунистической эры страна, конечно, приспособилась к мрачному и безликому фасаду, но под ним скрывалась богатая культура, вкус которой невозможно было не ощутить даже при самом мимолетном с нею соприкосновении. Мне вдруг захотелось, чтобы русские смелее и чаще проявляли свои яркие черты, чтобы кто-то улыбнулся или расхохотался. Меня бесило, что вся огромная страна подчинилась ментальности московского официоза вместо того, чтобы выражать свое скрытое в глубине наследие. Помню, как я решила, что отец мой, наверное, все-таки был прав, называя Советский Союз захваченным чудищами ужасным местом, и что больше я сюда никогда не приеду.

На четвертый день мы поехали в Ленинград. Сразу стало очевидно, что в городе есть энергия и приподнятость и что найти их куда легче, чем в Москве. Здесь было больше цвета: мягкие желтые, светло-голубые и темно-зеленые тона отражались в серебристой поверхности каналов, освещая барочную и неоклассическую архитектуру и луковичные купола соборов. Я вдруг ощутила перемену настроения: на место раздражения пришли любопытство и интерес, город очаровывал скорее, чем пугал. Он чем-то напоминал северную Венецию, завораживающий и холодный, но рождал и другое географическое ощущение – будто спустился на землю прямо из сибирской сказки.

Как только мы заселились в отель, я тут же заявила Джуди, что намерена разыскать этого рокера Бориса. Меня уже тошнило от официальных экскурсий, от замкнутых в ледяные оковы дворцов и парков. Этот новый город меня вдохновлял, и поиск Бориса казался тем самым приключением, которое должно было придать нашему пребыванию здесь свежесть и остроту. Ну а если меня и в самом деле поймают, то неужели они меня тут же вышлют? Чувствовала я себя вполне уверенно: в конце концов, в жилах моих текла кровь, вскормленная и пропитанная чувством американской исключительности. В конце концов, если настоящей вечеринки тут нет, то как можно тебя с нее выгнать?

Очень быстро стало ясно, что в Советском Союзе даже малейший шаг сопряжен с трудностями. У Бориса телефона не было, но, как сказал мне Андрей Фалалеев, телефон был у его виолончелиста Севы Гаккеля. Вместе с Джуди мы робко подошли к старушке, сидевшей в коридоре на нашем гостиничном этаже. Посажена туда она была, по всей видимости, самим правительством, и вела себя так, будто была, по меньшей мере, наместником императора в своем маленьком царстве. В ее полной власти было позволить или не позволить двум наивным американским девчонкам совершить телефонный звонок.

– Здравствуйте, меня зовут Джоанна, – представилась я с чарующей улыбкой.

Бабушка не шелохнулась.

Гмм.

– Я. Хотела бы. Позвонить. По телефону, – произнесла я уже более серьезно, пытаясь максимально четко выговаривать каждое слово.

Она обратила на меня внимание и следила за каждым моим движением, пока я доставала из кармана листок бумаги с номером телефона.

– Пожалуйста. Позвоните. По этому. Номеру. – Я положила на стол перед ней листок бумаги и стала нервно ждать, закусывая в волнении губу. Ждала, как мне показалось, целую вечность.

Наконец она что-то буркнула, что я восприняла как успех.

Через несколько гудков телефон ответил женским голосом.

– Алло?

– Здравствуйте, это Джоанна из Калифорнии! А Сева дома? – радостно прокричала я в трубку. Отбой.

Я опять посмотрела на наместницу императора, которую про себя уже иронично окрестила как «мисс Дружелюбие» [9] На конкурсах красоты титул «Мисс Дружелюбие» (Miss Congeniality) присваивается участнице, которую члены жюри сочтут самой приятной и дружелюбной. Одноименный фильм (в российском прокате «Мисс Конгениальность») с Сандрой Буллок в главной роли вышел в свет только в 2000 году, через много лет после приезда Джоанны в СССР. . Я огорченно пожала плечами и вновь придвинула к ней листок с номером телефона. Если бы на столе стоял утюг, то ее ответный выдох сдул бы его на пол. Номер, тем не менее, она все же набрала еще раз.

– Хэллоу! – ответил телефон на сей раз мужским голосом и, главное, по-английски!