Гайя Винс - Приключения в антропоцене

Я встречаюсь с Махабиром Пуном за пределами крошечного аэродрома Покхары, расположенного примерно в двухстах километрах к западу от столицы Непала Катманду. Он невысокого роста, около 50 лет, с надутым, словно воздушный шар, животом и густыми черными волосами, которые торчат во все стороны над его квадратным лицом.

«Гайя, Гайя, пойдем. Пойдем скорее!» – торопит он и быстрым шагом обгоняет меня, взволнованно теребя свою шевелюру, отчего она становится дыбом на одну сторону.

Пока я семеню за ним, жители собираются поглазеть на необычное зрелище: белокожая вспотевшая чужестранка, одетая как для арктической экспедиции, с туго набитым рюкзаком плетется за старожилом в легкой хлопковой одежде и сандалиях.

Политическая демонстрация, которая прошла здесь неделю назад, вынудила правительство маоистов ввести военный комендантский час в регионе и запретить использование всех транспортных средств, включая мотоциклы, автобусы и такси, поэтому Махабиру пришлось идти несколько километров пешком, чтобы встретить меня. Однако здесь, как и в любом другом месте со слабым политическим устройством, люди становятся изобретательными. Хитро оглядевшись вокруг, Махабир жестом указывает мне на одно из двух мототакси, сам в это время садится в другое, и мы мчимся прочь.

Покхара – озерный город, окруженный ореолом горных вершин. Здесь, как ни в одном другом месте Непала, обещание нового премьер-министра превратить страну в «Азиатскую Швейцарию» близко к выполнению. Узкие улочки вблизи озера усыпаны манящими кафе и магазинчиками. Группы мужчин, женщин и детей в ярких одеждах собрались на небольшой пристани в ожидании переправы прихожан к живописному буддистскому храму, расположенному на острове в ста метрах от берега. Женщины, облаченные в сари, стоя по колено в воде, полощут в озере белье всех оттенков радуги и намыливают шампунем свои длинные черные волосы. Рыбы выпрыгивают из воды, а птицы кружатся над головой в надежде чем-то поживиться.

Над городом высится причудливо изогнутая вершина горы Рыбий Хвост, чьи крутые гранитные склоны, словно геологический указующий перст, устремлены в голубое небо. Сейчас в Гималаях середина декабря, и озеро должно быть покрыто льдом, а горные склоны – снегом. Однако белеют только вершины; а на уровне глаз видны покачивающие своими головками розовые цветы, чьи зеленые стебли колышутся в потоках солнечного света. Мы останавливаемся, и я снимаю еще одну флисовую толстовку.

В этой идиллической, словно сошедшей с открытки картине я начинаю замечать неприглядные детали. Сточные воды из городских кафе и предприятий зловонным ярко-зеленым потоком несут нечистоты и какие-то маслянистые загрязнители прямо в озеро. Грязные, бедно одетые дети снуют посреди куч пластика и другого твердого мусора, которым усыпаны берега; пока я наблюдаю за происходящим, один мальчишка проходит в нескольких метрах от меня, спускает штаны и испражняется прямо на берегу. Я поднимаю голову и вижу, что старые домики, растянувшиеся вдоль улицы, на самом деле грязные ветхие лачуги с глинобитным полом, которые едва ли способны обеспечить комфорт и защиту для ютящихся в них многодетных семей. Здесь не Швейцария. Хотя регион считается одним из самых развитых в стране.

Если стремиться понять масштабность задачи развития, стоящей в начале антропоцена перед бедными странами мира, то Непал – хорошая отправная точка. Зажатый в географическом, политическом и культурном отношении между двумя самыми быстро развивающимися экономиками, Непал не пошел по пути ни китайской, ни индийской модели роста и пришел к еще большему упадку. Это одна из десяти беднейших стран мира, где треть населения живет за чертой бедности меньше чем на 0,4 доллара в день, а половина детей моложе пяти лет голодает. Целых 90 % непальцев проживает в сельской местности, многие имеют небольшой клочок земли, которого едва хватает для выживания, у многих нет или ограничен доступ к электричеству, чистой воде, санитарным условиям, образованию и здравоохранению, не говоря уже о нехватке национальных товаров, начиная от риса и заканчивая керосином. Мятежи маоистских повстанцев и народные волнения, длящиеся более десятилетия, подорвали экономику и разрушили инфраструктуру. Последние десятилетия правительство Непала не способно даже минимально управлять страной, и чтобы избежать массового голода, вынуждено полагаться на благотворительные организации, число которых в стране возросло с 220 в 1990 году до свыше 15 000, а их деятельность сейчас составляет около 60 % ВВП.

Отчаянные времена? Всего лишь век назад жители Швейцарии находились в похожих условиях и имели куда меньше шансов достичь своего пятидесятилетия.

Во всем мире у 40 % жителей планеты (2,8 млрд) нет доступа даже к общественному туалету, что ежегодно становится причиной смерти 2,4 млн от диареи. Около 80 % болезней вызваны экскрементами (люди, живущие без санитарных условий, могут проглотить до десяти граммов фекалий в день). Если Непал намерен совершить такой же скачок в развитии, как Швейцария, ему придется обеспечить рост экономики, которая позволит произвести соразмерные швейцарским инвестиции в здравоохранение, образование и инфраструктуру. Непальские женщины смогут стирать белье нажатием кнопки, освободив время для образования и приносящей доход деятельности. Никто не будет использовать городское озеро в качестве туалета. Согласно прогнозам, к 2048 году средний доход жителя Азии будет практически до доллара эквивалентен доходу жителя Соединенных Штатов Америки. Вопрос в том, как этого достичь в меняющихся условиях антропоцена, не усугубив экологических проблем, которые стоят перед человечеством. Я встретилась с Махабиром, чтобы понять, как использование человеком ресурсов атмосферы способно смягчить этот путь.

Мы отправляемся в пятичасовую поездку по извилистой дороге, ведущей к крошечному городку Бени («место, где встречаются две реки»), в автомобиле Toyota 1973 года, о чем с гордостью сообщает мне водитель, ласково ударяя по раме, от чего крыло начинает вибрировать и практически отлетает от кузова. Изношенные шины виляют, буксуя, через выбоины узкой дороги, края которой резко обрываются и угрожающе исчезают в оврагах по обе стороны от нас. Мы преследуем закат, но он обгоняет нас, и последний, леденящий душу час нашей поездки проходит в кромешной тьме.

Ночуем мы в спартанских условиях в попутном отеле, построенном из дерева, как и все здания в Бени, а на рассвете уже вновь двигаемся дальше. Дороги в Нанги нет. Путь в удаленную горную деревню, куда ведет меня Махабир, занимает целый день восхождения по практически вертикальным тропам, и очень скоро рюкзак начинает давить мне на плечи, а ноги ноют с непривычки от такой нагрузки. В век, когда мне привычно измерять расстояние временем, которое уходит на его преодоление на машине, самолете или другом работающем на топливе транспорте, не так-то легко приноровиться определять продолжительность пути в пересчете на часы или дни пешего хода.