Артур Гафуров - Глубинка

Решив, что на этом консенсус достигнут, я переоделся в «дорожное», спешно собрал кое-какие вещи, промониторил округу в окно, тихонько вышел из подъезда, сел за руль и скрылся в потоке машин.

Так началась моя эпопея.

Отрезвление наступило недалеко от Нелидово, то есть, где-то в трех сотнях километров Москвы. Из приемника доносилась бодрая музычка, небо потихоньку затягивало тучками, а я ехал себе и думал: ну что же я за идиот. И откуда вообще взялась эта параноидальная мысль о бегстве? Ну, пришли за мной на работу, ну нужно было отсидеться где-то… Но зачем рубить с плеча и при первой же угрозе, бросив все, бежать неизвестно куда? Детский сад какой-то.

Если бы Петр I после первой же военной неудачи бросил все свои начинания, на берегах Невы никогда бы не возник Петербург. Если бы Бетховен поддался своему недугу, мы никогда не услышали бы его симфонии. А Солженицын: что, если бы он сдался после первого же общения с правоохранительными органами… Если бы, если бы… По сравнению с великими мира сего я просто никто, но даже в своей ничтожной беде не смог поступить по-мужски. Едва ли кто-нибудь скажет, что мой поступок достоин уважения.

В голове невольно стали возникать картины одна неприятнее другой. Вот Вера приходит домой, вся расстроенная недавним разговором, надеясь все обсудить вечером — а мужа уже нет. Сбежал, бросил, даже не объяснив толком, куда и зачем. Захочется ли ей ждать непутевого супруга, да еще и целых три месяца? Она меня любит, я знаю, но вправе ли я был решать за нас обоих? А вот коллеги на работе за очередным обеденным перерывом перемывают косточки беглецу, кто-то сочувствует, кто-то ехидничает, но для большинства это лишь повод посудачить и через пару дней забыть. Да уж, а какие разговоры будут, когда я туда вернусь… ну нет, от таких мыслей можно совсем скиснуть.

Ехать к брату в Минск расхотелось совершенно. Кстати, я ему даже не позвонил. Но что делать?

Решив обдумать свое дурацкое положение, а заодно пополнить счет на телефоне, я свернул на заправочную станцию, благо там было и небольшое кафе. Отлично, пока будут заправлять машину и мыть стекла, успею перекусить! Заказал хот-дог, кофе и начал думать. Но мысли отличались упорным однообразием: теперь куда бы я ни подался, придется выставлять себя посмешищем, а этого как-то не хочется. И ехать не хочется. Ни обратно в Москву, ни домой в Смоленск, ни в Минск — никуда. Да уж… Если бы можно было отмотать время на шесть часов назад, я бы поступил совершенно по-другому и уж точно не помчался бы прочь из города поджав хвост. Да кто меня всерьез искать будет? Договорился бы с начальством, оформил бы командировку куда-нибудь в Уральский филиал — и поминай как звали! Или чего бы стоило просто три месяца посидеть дома, работая на удаленном доступе и не открывая дверей посторонним? Ну, или на крайний случай просто подать на военкомов в суд и потянуть время, ведь я же юрист, я это умею… Должен уметь.

Внезапно накатившее обилие вполне себе реальных и логичных способов избежать нежелательной службы привело меня в отчаянье. Ну надо же было так вляпаться! А тут еще и темнеет так быстро, за окном маячат какие-то тени… А там, за тенями плещется вода озера. Стоп, откуда озеро, ведь только что была дорога! И погода вдруг резко поменялась. Тихий летний день, степенно колышутся перебираемые теплым ветром полевые травы, а посреди поля стоит стол. Грубый, сколоченный из старых рассохшихся досок стол. И бездонное синее небо над ним…

— Молодой человек, тут вам не вокзал, тут спать нельзя!

Сотрудница заправки склонилась надо мной, при этом довольно резко тряся за плечо. Надо же, раньше никогда не случалось засыпать абы где, да еще и прямо за едой. Вот к чему приводит нервное перенапряжение. И опять приснился чертов стол посреди поля, уже в который раз. Последние полгода этот сон приходил ко мне с завидной регулярностью. Что бы это значило? Впервые подумал, что неплохо бы заглянуть в сонник, но как раз на заправке его не оказалось.

А за окном сгущались сумерки, в лужах плясали круги дождя, от дверей тянуло холодом и сыростью.

— С вас одна тысяча триста восемнадцать, — миловидная девушка по имени Настя — ее имя мне сообщил прикрепленный к блузке бэйдж, — виновато улыбнулась помятому мне.

— Что, простите? Я просил заправить всего двадцать литров, по бонусной карте!

— Прошу прощения, у нас молодой заправщик, он случайно залил вам полный бак. Мы приносим свои извинения…

— Интересно, а если у меня нет денег? — я хотел было поскандалить, но затем плюнул (мысленно, разумеется) и заплатил. Без того забот хватает, тем более, готовясь к поездке, деньги я с собой взял. Из заначки.

— Благодарю вас! — Настя буквально расцвела: похоже, ошибка заправщика могла стоить ей собственных кровных. — Еще раз приносим вам свои глубочайшие извинения!

«Свои извинения…». Хорошо, хоть не дизеля залили. Сев в машину (пресловутый заправщик остался без чаевых), я понял, что так и не решил, куда ехать, но чтобы не выглядеть совсем придурком, завел мотор и вырулил на шоссе.

Дорожный указатель, вынырнув из-за поворота, сообщал: «Себеж — 87 км». Бывал я в этом Себеже, ничего примечательного. Рынок там есть, кажется. Недалеко от Себежа, у самой границы с Белоруссией, у нас была дача в старой вымирающей деревеньке. Точнее, не у нас, а у родителей Андрея. Каждое лето они всей семьей отдыхали там. А поскольку мы с Андреем фактически росли вместе, то и я был в Зуево частым гостем. Так что в свое время мы с кузеном и двумя нашими друзьями из Питера провели в здешних краях немало беззаботных летних дней, убивая здоровье в разных нездоровых играх, гуляя по лесным просторам, купаясь в озере и феерически бездельничая.

С тех пор прошло двенадцать лет. Родственники купили дачу поближе к родному Полоцку, из прочих жильцов кто умер, кто тоже переехал. Деревня фактически вымерла, осталось всего несколько домов, и то обитаемых лишь в летний период. Интересно, а сейчас туда можно проехать? Раньше до самой деревни от шоссе вела довольно разбитая и путаная дорога длиной километров десять, к тому же, большей своей частью проходящая через лес. Ах, какие там были знатные колдобины! Настоящие пропасти. Попасть в такую колесом — смерти подобно. И пусть сейчас их уже нет — засыпали еще на моей памяти — наверняка за прошедшие годы дорога стала еще хуже, чем была раньше. Но при должной аккуратности проехать, скорее всего, можно, пусть даже у меня не вездеход.

В конце концов, если не знаешь куда податься, почему бы не отправиться туда, где никого нет? Особенно, если давно там не был.

Навигатор нарисовал дорогу до деревни, скрупулезно прочертив пресловутые изгибы и завороты вышеупомянутой лесной дороги и предложил через сто двадцать километров повернуть налево. Значит, Зуево. «Зуево, Зуево — деревенька… классная». Старый детский стишок собственного сочинения вертелся на языке, перед внутренним взором проплывали картины, о которых в последнее время я не вспоминал, картины светлых лет, картины… Впрочем, чего о них рассказывать, у каждого, кто был ребенком или, по крайней мере, у тех, кто еще помнит об этом, есть такие картины, свои неповторимые и непередаваемые картины детства, которые уже никогда к нам не вернутся.