Анна Христолюбова - Грехи отцов

© Анна Христолюбова, 2022

ISBN 978-5-0055-4525-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предупреждение:

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению алкоголя. Книга содержит изобразительные описания, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, и не являются призывом к употреблению алкоголя.

Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и курение сигарет.

Свежий ветер с Балтики за десятки вёрст пах морем. Он шевелил ветви деревьев, обступивших поляну, тормошил, будил после зимнего сна. О нём ещё напоминали ноздреватые серые куртины осевшего снега, кое-где видневшиеся среди палой прошлогодней листвы.

Громко и радостно щебетали ошалевшие от весны птицы, но странный звук – инородный, тревожащий, совершенно неуместный в тихой рапсодии просыпающегося леса – настойчиво вплетался в птичье разноголосье. То был лязг металла.

На небольшой поляне, уже покрывшейся нежным ёжиком молодой травы, яростно сражались два человека. Напряжённые гримасы на лицах, прилипшие к потным лбам пряди волос. В скрещённых взглядах – вся палитра чувств от презрения до ненависти: лёд и кипящая лава в одном ведьмином котле, что вопреки законам мироздания не гасят, а усугубляют друг друга. И звон оружия, далеко разносившийся в предвечерней тишине.

Мужчина лет тридцати с курчавыми волосами, отливавшими медью, более крупный и сильный, был явно опытнее своего соперника – невысокого молодого человека, бледного от напряжения и усталости. В движениях мужчины, полных обманчивой кошачьей мягкости, чувствовалась грация искусного фехтовальщика. Он атаковал стремительно и безошибочно, и лишь природная гибкость юноши ещё помогала ему уклоняться от ударов. Но с каждой минутой он делал всё больше ошибок, и было ясно, что исход поединка предрешён…

Закатное солнце, ещё видневшееся над верхушками деревьев, тускло взблеснуло на острие клинка. Молодой человек отступил, неловко уклонился и попытался парировать удар, но резкий выпад противника настиг его. Шпага вонзилась в грудь.

Рыжий господин движением бывалого бретёра выдернул из обмякшего тела клинок. Постоял с полминуты, прикрыв глаза и восстанавливая сбившееся дыхание, и склонился над упавшим – на груди того быстро расплывалось алое пятно. Заглянул в лицо, пощупал шейную жилу и отошёл.

Аккуратно сложенный плащ и треуголка с пышным плюмажем ждали на земле в нескольких шагах от арены битвы. Деловитый муравей шустро полз по серебряному галуну шляпы, и незнакомец некоторое время следил, как тот перебирает крошечными лапками, прежде чем решительно стряхнул насекомое и натянул шляпу до самых бровей. На хмуром лице отражалась смесь досады и сомнения, словно какая-то мысль не давала покоя.

Он двинулся к одной из лошадей, привязанных неподалёку, но, прежде чем сесть в седло, ещё раз оглянулся на тело, распростёртое на земле.

– Ну вот и всё, – чуть слышно пробормотал он по-немецки. – Теперь уж правды не узнать… А может, оно и к лучшему.

Человек вскочил в седло, отвязал поводья второй лошади, и пришпорил коня.

Спустя минуту, когда вдали затих стук копыт, на поляне утвердилась тишина, нарушаемая лишь ликующим пением птиц и шорохом ветра в ещё голых ветвях.

– Рота! Смир-р-рно! Фузеи на плечо! Разойтись по каморам! Юнкер Ладыженский, задержитесь.

Под барабанную дробь кадеты бодрой трусцой покинули плац, и перед капитаном остался стоять навытяжку только один человек.

Заложив за спину руки, Фридрих фон Поленс покачался с носка на пятку, с удовольствием рассматривая стоявшего перед ним юношу. Тот, хоть и невысокий ростом, был строен и широкоплеч и вообще сложён великолепно. Новый форменный кафтан сидел на нём, как влитой. На лицо тоже хорош, чистая кожа – такая редкость, – глаза смотрят с интересом, но не искательно. Пожалуй, можно бы назвать красавчиком, если бы не жёсткая линия рта и холодный внимательный взгляд. Впрочем, красавчиков фон Поленс не любил.

– Вы отправляетесь нынче в краткосрочное хозяйственное увольнение с группой ваших товарищей, – проговорил капитан. – Я назначаю вас старшим.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Фон Поленс помолчал, глядя на собеседника.

– В связи с этим я хотел бы обратить ваше внимание вот на что… Через два месяца вам предстоит генеральная экзаменация. Зная ваше изрядное усердство, я не сомневаюсь, что вы наберёте высший балл по всем предметам. Полагаю, вы без труда аттестуетесь не ниже чина подпоручика… – Фон Поленсу почудилось, что скулы лишённого всякого выражения, будто мраморного лица чуть порозовели, а в глубине тёмно-синих глаз мелькнул интерес. – Однако… мне было бы жаль, если бы на вас легло пятно, могущее повредить вашей будущности… Вы понимаете меня, сударь?

– Никак нет, ваше благородие! – глаза молодого человека, и без того настороженные, подёрнулись корочкой льда.

Капитан устало вздохнул.

– Что ж тут непонятного? Ваше поведение весьма похвально, чего нельзя сказать про кадета Чихачова. И мне бы не хотелось, чтобы благодаря ему вы попали в скверную историю.

Юноша вытянулся ещё больше и стал напоминать натянутую тетиву.

– Слушаюсь, ваше благородие!

– Вольно, Ладыженский! Мы с вами не на плацу, – поморщился фон Поленс. – Я лишь предостеречь вас хочу. Нет такого наказания, которое юнкер Чихачов не опробовал бы на своей персоне, но вам не обязательно следовать его примеру. Будьте бдительны и благоразумны. И, надеюсь, вы помните, что о любых нарушениях дисциплины вы обязаны доложить мне или дежурному офицеру?

– Так точно, ваше благородие! Разрешите идти?

Капитан хмуро махнул рукой, почти физически ощущая ледяной панцирь, которым, точно бронёй, покрылся собеседник.

– Ступайте. И не забудьте, что должны вернуться не позднее десяти пополудни.

Краткосрочное хозяйственное увольнение, помянутое капитаном, было прозаическим посещением бани. Мыльня, что досталась кадетскому корпусу от первого хозяина здания, светлейшего князя Меншикова, в прошлом месяце сгорела дотла. Вместе с ней выгорели все расположенные поблизости хозяйственные постройки, включая одну из конюшен. А виновник пожара, вечно пьяный истопник Гаврила, погиб в огне.

Теперь, чтобы помыться, приходилось переправляться с Васильевского острова, где располагался корпус, в Литейную часть возле полковой слободы. Младшие курсы отправлялись в увольнение под надзором дежурного унтер-офицера, старшие – самостоятельно, группами по пять-семь человек.