Татьяна Крузе - Шикарная женщина бьет тревогу

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Никогда не оставляйте проблемную собаку без присмотра!

Я ведь на самом деле твердо решила принимать наши отношения всерьез. Согласна, может это просто паника, как в Средневековье перед закрытием городских ворот, когда ты стоишь по другую сторону. А я стояла перед кругленьким сороковником и еще никогда не жила совместно с мужчиной [24] Не считая моего отца, но это нельзя было назвать совместным проживанием — в основном он торчал в гараже. Я видела его только на Рождество в красном колпаке с кисточкой, да в летние каникулы он выступал аниматором поездок на побережье Северного моря. Ребенком я искренне верила, что этот человек за вознаграждение устраивает наши «энтетейнмент» в праздничные и каникулярные дни, и регулярно тайком совала ему часть своих карман ных денег в качестве чаевых… — Прим. автора. .

Я чувствовала себя крайне неуверенно.

Так что первым делом я перечитала все «советы семейным женщинам», какие только могла достать, и буквально следовала им: брала на заметку любимые блюда Урса, гладила его рубашки и на бесчисленных бананах отрабатывала технику «сосущего пылесоса».

После пяти сожженных до углей сковородок жареной картошки, двух выброшенных по причине прожжения утюгом клетчатых рубашек (горячо любимых и горько оплакиваемых Урсом), а также из-за плохой свертываемости крови на его самом драгоценном месте Урс выкинул все брошюры с советами в мусоропровод, а с меня взял слово больше никогда не заниматься домашним хозяйством и забыть все прочие «обязанности женщины».

С тех пор я упражнялась только в технике «трепетание крыл бабочки», а в остальное время валялась на диване в гостиной, в то время как Урс умелой рукой и с деловой хваткой заправлял нашим хозяйством.

Правда, заправлял он умело и хватко, только когда ему шлея под хвост попадала, а такое случалось скорее редко, чем часто. По этой причине наша совместная квартира очень походила на студенческое общежитие: объедки на журнальном столике, вонючие носки и бюстгальтеры вокруг футона, оконные стекла под толстым слоем грязи.

И в эту вот квартиру я вошла октябрьским вечером около девяти часов в залитых красным вином некогда желточно-желтых спортивных брюках, свободной футболке с надписью «Дорога к просветлению здесь» и стрелкой, направленной вниз, ненакрашенная, с всклокоченными волосами. В руке бутылка шампанского на две кварты [25] 2 кварты — 2,25 л. — Прим. перев. , которым я собиралась опоить Урса и совратить его на греховные игры в горизонтальном положении.

Сама я уже хорошо набралась ламбруско, но, как имел обыкновение повторять Дин Мартин [26] (1917–1995) Американский певец и киноактер, итальянец но происхождению, выдающийся исполнитель баллад и классической эстрады. В 50—60-х годах XX века был очень популярен, много записывался, снимался в кинофиль мах. — Прим. перев. , человек еще не пьян, пока он может лежать на земле, ни за что не держась.

По сравнению с этим я была трезва как стеклышко. А при виде Шанталь Штурценэггер, матери Урса, я махом стала вообще «ни в одном глазу».

Шанталь обследовала меня изучающим взглядом от моих дешевых растоптанных кроссовок до несомненно самостоятельно покрашенных волос, и ее приговор был явно недвусмысленен: БОЖЕ ПРАВЫЙ, СПАСИ МОЕГО СЫНОЧКА ОТ ЭТОЙ СПИВШЕЙСЯ ВАЛЬКИРИИ!

Однако она была достаточно воспитанна, чтобы протянуть мне узкую руку:

— Enchantee [27] Очаровательно, восхитительно (франц.). , — мрачно пробурчала она. Ее голос оказался неожиданно сильным для такой изящной пожилой дамы. Наверное, это и было ее подлинной сущностью.

— Привет! — пропела я приторно сладким тоном, притворяясь куда более радостной, чем была на самом деле. — Урс, сокровище мое, можно тебя на минутку?

Урс блаженно улыбался. Обе женщины, которых он любил больше всего на свете, сошлись вместе в его доме.

Я схватила его за клетчатую рубашку и затащила в ванную:

— Что все это значит? Что делает здесь твоя мать?

— Она приехала на выходные. Здорово, да?!

— Здорово? Ты считаешь, здорово? Вот так запросто, без звонка? Я скажу тебе, как это…

— Привет, дети! — раздалось со стороны ванны.

Я резко развернулась.

Шторка отдернулась, и передо мной оказался отец Урса в чем мать родила. Моей первой мыслью было: «Должно быть, Урс пошел в дедушку». Второй: «Или эти штуки так скукоживаются с возрастом?»

Я уже была готова сказать: «…как это беспардонно!», но от стыда чуть не провалилась под плитку ванной комнаты, успев тем не менее отметить, что Урсов папочка вытирает пену со своего тщедушного тела моим любимым розовым банным полотенцем, а Урсова мамочка ворвалась в наше тесное пространство с воплем: «Я с радостью поджарю вам картофель-фри, если найду в этом доме чистую сковородку!»

— Почему ты меня не предупредил?

Я сидела на коленях у Урса, который, в свою очередь, сидел на крышке унитаза. Его очки запотели от пара.

— Я и сам не знал. Они хотели сделать нам сюрприз. Разве ты не рада наконец-то познакомиться с моими родителями?

В розовый период влюбленности ложь является естественным атрибутом:

— Конечно, рада! — не моргнув глазом, соврала я. — Но хотелось бы подготовиться, чтобы первое впечатление было лучше.

Урс поцеловал меня за правым ушком:

— Ты выглядишь бесподобно!

Никто не смог бы произвести лучшее впечатление.

Он заглянул мне в глаза. Его голос звучал правдиво. И искренне. Просто Урс слииишком милый!

— Я выгляжу дерьмово. И определенно, не как подходящая сноха «ин спэ» [28] in spe (лат.) — будущая, в будущем. . Ты мог хотя бы позвонить мне на мобильник! А кроме того, сегодня мы собирались отметить наш месячный юбилей!

Если уж я и начала брюзжать, как старая супруга, все-таки не стоило пережимать ему ток крови. Я пересела с его правого колена на левое и запечатлела поцелуй на лбу.

— Я тоже ждал нашего юбилея. И я, конечно, позвонил бы тебе, — бессовестно врал мне в ответ Урс. — Но они только что приехали. Папочка сразу захотел смыть дорожную пыль, а мамочка распаковать чемоданы, чтобы платья не помялись.

— Распаковать чемоданы? Разве они остановились не в отеле?

— Ты хочешь выставить моих родителей в отель?!

Хорошо, что его очки все еще были запотевшими и Урс не увидел, как я покраснела.

— Разумеется, нет. Просто в отеле им было бы удобнее.

В дверь постучали.

— Вы там все? Ужин на столе.

Урс вовсе не эротично чмокнул меня в щеку:

— Мы еще отпразднуем наш юбилей. Обещаю!

Мои родители родом с крайнего севера Германии, следовательно, я получила некоторым образом чопорное воспитание. Мне было довольно трудно справиться с впечатлением, произведенным посторонним голым мужчиной в ванне. Поэтому за ужином я не могла поднять глаз на Амадео Штурценэггера — язык сломаешь! Вот уж не подходящее имечко для банковского служащего на пенсии! — я просто сгорала со стыда.