Полина Грекова - Референт

— Пойду. Обещал ей зайти на обратном пути, рассказать, как ты.

— Погоди… Ей деньги-то заплатили?

— Кто? Мерзавца этого не нашли. Когда все у нас страховались, если помнишь, Юра отказался. Сказал, что Аня — его лучшая страховка на все случаи жизни. Директор выписал там помощь, дамы немного собрали, но сам понимаешь.

Володя задумался.

— Ну ты это… привет передай ей. Скажи, чтобы держалась. Мы все помогать будем, и я, когда выйду.

Сергей Иванович серьезно кивнул:

— Передам.

После его ухода Володя молча отвернулся к стене, давая понять соседям по палате, что сейчас не в подходящем настроении для карт или анекдотов.

Июньское солнце светило за окном, там копошилась, издавая разнообразные звуки, жизнь. Глухо урчали легковушки, ревели мощными моторами грузовики, перекликались мальчишки. А здесь в больничной палате, за двойными стеклами окон, время будто текло с другой скоростью.

Упершись взглядом в обшарпанную стену, покрытую потемневшей от времени масляной краской, Володя думал об Ане. Вернее, о своем отношении к ней, с которым не мог определиться уже несколько лет — с тех пор, как впервые увидел ее. Но оно было, отношение, теперь Володя мог себе в этом признаться.

Не то чтобы она была какой-нибудь необыкновенной красавицей — парню Володиных лет и образа жизни приходилось иметь дело с девчонками куда смазливей. И возраст был ни при чем. Аня всегда вела себя удивительно просто, по-свойски, легко и охотно поддерживала застольный треп или забавы в дружеской компании.

Как-то в новогоднюю ночь они вдвоем с Володей целый час отбивались снежками от других ребят и Юрки. Укрывшись в снежной крепости, построенной мальчишками, они взрывали петарды, хором пели «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“» и хохотали до упаду, когда удавалось залепить снежком в лицо кому-нибудь из нападающих. Володя совершенно не ощущал двенадцати лет разницы в возрасте, скорее наоборот, чувствовал свою мужскую ответственность за Аню.

И все-таки было нечто, из-за чего в ее присутствии он как-то терялся, утрачивал обычный кураж, начинал волноваться, как школьник перед экзаменом. Было что-то такое, что отличало ее от остальных женщин. Почему-то и думать о том, чтобы с ней «прошвырнуться», «погулять» или, скажем, «заняться любовью», было нельзя. С остальными — самыми неприступными — можно, а с Анной нельзя.

И сейчас, когда Юры не стало, тоже нельзя. Совсем другое виделось Володе.

Они втроем — с девочкой — сидят вечером за ужином. Абажур низко опущен, так чтобы освещать только стол. Аня смотрит на него, Володю, и улыбается. В ее улыбке любовь и покой.

Наташка шалит, пытаясь поймать ртом подброшенный кусочек котлеты. Конечно, промахивается и с деланным испугом оглядывается на него. Володя, сохраняя серьезный вид, медленно нанизывает на свою вилку такой же кусочек. Короткий взмах — и котлета по дуге отправляется ему в рот. Аня и Наташа смеются, аплодируют. Не меняя выражения лица, Володя раскланивается…

Володя вслух засмеялся и очнулся от видения. Украдкой посмотрел на соседей по палате — еще решат, что он двинулся после аварии! Но три его соседа с энтузиазмом резались в карты, не обращая на Володю никакого внимания.

Он снова отвернулся к стене. Что сейчас делает Анна? Плачет? Стоит в очереди за продуктами? Возвращается с Наташкой после визита к врачу?

Володя угадал. Поплакав с утра от одиночества и безысходности, Аня сводила дочку к врачу, а на обратном пути зашла с ней на рынок. Проходя вдоль прилавков, Аня автоматически отметила про себя — за ту неделю, что она не была тут, цены снова выросли. Пожалуй, она даже не сможет купить все, что было нужно.

Почти отстояв очередь в павильоне за дешевой рыбой, Анна заметила, что девочка от духоты и густых запахов, повисших в воздухе, начинает задыхаться. Наташка старалась не подавать виду, что ей плохо, но глаз у Анны был уже наметан на ее приступы. Она знала, что если они немедленно не уйдут, то через десять минут девочка зайдется в аллергическом кашле, который можно будет остановить только лекарствами. До смерти Юры таких сильных и внезапных приступов у девочки не было. Видимо, нервное потрясение усугубило болезнь.

Удивительно, но за все время, прошедшее с того трагического дня, девочка не задала маме ни одного вопроса. Сознательно или нет, Наташа так же старательно, как и Аня, обходила темы, которые могли напомнить им о прошлом. Что она поняла, что почувствовала? Какой инстинкт защитил разум девочки от осознания трагической непоправимости жизни? Папа остался где-то там, в прекрасной сказке, однажды прочитанной ей на ночь. Сказки остаются в детстве.

У взрослых жизнь устроена иначе. Ее нужно принимать. Просто теперь нельзя так часто покупать мандарины и ананасы, до которых Наташка была великая охотница. А в мороженом ее и раньше ограничивали. Просто мама почти перестала смеяться и играть. Зато обнимать и целовать стала гораздо чаще. И спят они теперь вместе каждый день, а не только тогда, когда папа в рейсе. Просто их теперь двое так, как до этого было трое.

Только болезнь, будто вода, нашедшая брешь в плотине, взялась за свою черную работу с удвоенным рвением.

Так ничего и не купив, они возвращались домой по тропке вдоль ряда небольших домиков, таких же, как их собственный. Они все были похожи друг на друга тем, что, как правило, состояли из основного дома и нескольких пристроек к нему — каменных, дощатых, бревенчатых. Большая их часть облупившейся масляной краской на стенах, сколоченными из досок ступеньками, запущенными дворами производила довольно жалкое впечатление. Были сооружения и побогаче — особенно те, что возводили в последние годы. Основательные фундаменты, кованые решетки, черепичные крыши причудливых форм и цветов. Огромные черные псы на толстых цепях провожали прохожих истошным лаем.

В тени деревьев, высаженных вдоль дорожки, Наташке стало полегче.

— Мамочка, не волнуйся, сегодня я больше не буду кашлять!

— С чего ты взяла?

— Ну я точно знаю. Я так решила. Не буду и все!

— Ты умничка. Я на тебя надеюсь, — серьезно ответила Анна.

— Смотри, кто-то нам письмо прислал!

В почтовом ящике на специальном столбике возле их калитки действительно что-то белело.

— Дай мне ключик!

— Я сама, — ответила Аня, открывая сумку в поисках ключей.

Она не ждала добрых вестей. Наоборот, все новое и неожиданное пугало ее. Пусть это всего лишь счет за переговоры с Юриными родителями или ответ из собеса об отказе в пенсии — все равно инстинктивно она старалась держать девочку подальше от неприятностей.

Но Наташа вырвала ладошку и подскочила к ящику.

— А я и без ключика умею!

Прежде чем Анна успела что-нибудь ответить, девочка ловко отжала каким-то гвоздиком язычок замка и вытащила большой конверт.