Алина Борисова - Невеста для демона страсти

— Герцог ее не заслуживал, — он чуть потянулся губами и поцеловал мой шаловливый палец. — Тебе жалко титул? — спросил затем совершенно серьезно. — Жалеешь, что я не стал им?

— Нет, что ты! — ответила горячо и совершенно искренне. — Напротив, в какой-то момент я даже испугалась, что она превратит тебя в герцога. Отдаст его внешность, раз уж она решила поменять вас местами. Я… не знаю, как бы я смогла целовать его губы. Даже зная, что это ты.

— Напрасные страхи, — мягко улыбнулся на это Лис. — Я ведь говорил, Дэя видит суть. А я — не он, и потому просто не мог стать на него похожим.

— А стал похожим… на себя? На того, каким ты себя ощущал? Каким был в душе?

— На того, каким хотел быть рядом с тобой. Чтобы идти с тобой по жизни вместе — долго-долго. До самого ее конца.

— Но ведь у тебя теперь только одна эта жизнь. Не пожалеешь, что отдал за нее свою вечность?

— Пока ты со мною рядом — никогда.

Немного позднее в деревеньке Тосинай, расположенной в паре часов пути от несуществующего более замка, старый священник официально связал узами брака Стэнли Герберта Локвуда, эсквайра и девицу Роуз Элизабет Ривербел. За проведение обряда молодожены расплатились с ним небольшим алмазом и ушли прочь, ведя в поводу огромного черного коня.

Да, в замке, как выяснилось, все-таки было сокровище. А может быть Дэя, уходя, наколдовала его мне в приданое. Увесистый мешочек алмазов, именовавшихся когда-то «слезами Дэи», я нашла в седельной сумке своего коня, мирно пасшегося там, где его и оставили, несмотря на все перипетии.

Сыттары покинули мир, Богиня в него вернулась, но до спокойствия и процветания было, увы, далеко. Обезглавленное королевство, в одночасье лишившееся и короля, и наследника, и начальника Тайного Сыска, взбудораженное бунтами и убийствами, обезображенное пожарами и погромами, приходило в себя долго и тяжело.

И, хотя Богиня лично являла себя народу то тут, то там, стараясь пролить в их души любовь, милосердие и всепрощение, кровь родных на руках соседей забыть было непросто. Как и пьянящую вольницу охватившего страну беззакония. А еще был бунт баронов, и притязания на престол младшего принца, поддержанные Марбурским королем. Страна воевала сама с собой. Долго. Несколько лет.

За это время разрослись, как грибы, храмы освобожденной богини. И, хотя верные Дэуса еще пытались проклинать и ее, и ее последователей, все реже называли ее люди Черной, все чаще — Пресветлой. И таинство брака однажды стало свершаться лишь в ее храмах. А Дэя требовала согласия невесты — не просто произнесенного устно, но запечатленного в душе. А это побудило… сложности. Нет, конечно, не все мгновенно пересмотрели свое отношение, и браки не стали заключаться лишь по любви. Были те, кто искренне говорил Дэе «да» не из любви к жениху, но из желания уйти, наконец, из дома — совсем как я когда-то. Или от осознания выгоды предстоящего брака. Дэя благословляла. Она не утверждала, что все поголовно должны любить, она уважала право на выбор. Но появились и так называемые «договорные браки» — то есть браки, заключенные людьми без благословения богини — вопросы слияния семейных богатств интересовали иные семьи куда больше эфемерного «счастья», что даровало благословение Дэи, или мнения собственных детей. Но такие «неблагословленные» браки с каждым годом все меньше уважались в обществе. Союз по любви стал мечтой и идеалом, к нему стремились, им восхищались. А тут еще и окрепшая, наконец, королевская власть, приняла закон, разрешивший женщинам наследовать и владеть имуществом, и мнение женщин в обществе невольно стало чуть более весомым.

Ну а мы — мы жили. Лис построил дом своими руками, как мечтал когда-то. Ну, не сам дом — небольшой деревянный флигель, в котором мы жили, пока нанятые нами рабочие возводили каменный особняк для нашей — в будущем непременно огромной — семьи. В том, что она будет огромной, мы с Лисом не сомневались — нашего первого малыша я родила еще до того, как строительство было окончено.

Конечно же, девочку — что еще можно было ожидать, ведь я была потомком Лилит. Лис был счастлив, часами таскал ее на руках и обещал подарить все сокровища этого мира. Так же радовался он и второй нашей крошке. А уж когда третьим родился мальчик — его счастью и вовсе не было предела.

К тому времени моя матушка жила уже с нами, радовалась нашему с Лисом счастью и помогала нам с малышами. Увы, пребывание под стражей несколько подорвало ее здоровье, и оставалось только благодарить судьбу, что герцог вообще успел распорядиться выпустить их с отцом на волю, иначе в неразберихе последовавшей затем гражданской войны они могли бы сгинуть в казематах навек. Отца злоключения не изменили — он остался все тем же азартным до беспамятства игроком. И однажды, как, в общем, и ожидалось, он проиграл все до последней полушки. И, как и следовало дворянину, благороднейше застрелился.

Сколь бы ни был предсказуем его конец, горечь утраты была от того не меньше. Хорошо, что рядом со мной была моя мама, мои дети и мой самый лучший на свете муж. Годы человеческой жизни — день за днем, час за часом, без малейшей возможности сбросить человеческую личину и раствориться туманом — Лиса не изменили. Он по-прежнему был нежен, заботлив, добр, по-прежнему радовался, как мальчишка, каким-то совсем простым и обыденным мелочам. И по-прежнему не мог без интриг.

Конечно, он влез в политику. «Исправить зло, причиненное этому миру и помочь прекратить войну», — как он утверждал. Сумел пробиться в круг близких друзей старшего принца, стать его верным советником, ближайшим доверенным лицом, а после, когда смута была подавлена, соперники побеждены, а принц Эдвард надел корону — получить должность канцлера. И титул герцога в придачу.

— Я же тебе обещал когда-то, — улыбнулся он мне, сообщая новость.

— Когда это? — не смогла припомнить подобного обещания.

— Когда брал тебя замуж впервые. Поманил красавицу звучным титулом, а сам — оказался всего лишь конюхом. Пришлось исправлять.

— Но ведь второй раз я выходила замуж просто за тебя — без всяких титулов. И готова была к любой жизни, лишь бы только с тобой

— Зачем «любой», если можно «лучшей»? — лишь смеется в ответ мой демон и нежно меня целует. — Или сказать королю, что мы отказываемся?

— Да нет, зачем? Пусть уж будет.

Конец.