Лана Мейер - Камелия. Проклятый 2

— Не так я себе представляла нашу встречу. — ее губы дрожали, и она постоянно поглаживала тыльные стороны своих рук, будто сильно нервничала. — Я твоя…

Ей не нужно было договаривать эту фразу — я все видела по ее глазам, по каждой морщинке на лице женщины, которая была пропитана чувством вины.

Мама.

— Заткнитесь! Не смейте! Не смейте, говорить мне это! Вы — не она! У меня нет родителей! Прошу…отпустите меня домой! — я закрыла лицо руками, понимая, что ферма уже перестала быть моим домом. Давно.

Мой дом там, где он.

— Они даже не дали мне с ним попрощаться…увидеть его в последний раз… — я подавила рыдания, почувствовав в горле колючий ком из всех своих сожалений.

— Милая, тебе нужна помощь. Ты много недель была подвержена насилию и пыткам, Гаспар сказал, они изменили тебя…

Я была в шоке от подобной новости. Я уже почти и забыла о том, что меня пытался изнасиловать Золотозубый. Вся прошлая жизнь была стерта, а плохие воспоминания забыты. Осталось только каждая секунда, которая была связана с Брэнданом. Боль, казалось, преумножила силу моей любви настолько, что она душила меня изнутри.

И я медленно умираю от недостатка кислорода. От недостатка Брэндана. Одна из самых мучительных смертей.

— Я не милая! — огрызнулась я, встав с постели. – И вы мне не мать! Возможно, вы подарили мне жизнь, но вы меня и бросили. И знаете…я очень благодарна вам за это. Правда, благодарна. У меня была прекрасная спокойная жизнь. Не в этом городе, который я увидела за стеклом автомобиля! Все что творится там…ужасно!

— Кенна, прошу тебя, дай мне все рассказать тебе.

— Рассказать, что?! Вы понимаете, что вы мне никто? Я не чувствую к вам ни единой эмоции, кроме раздражения.

Женщина смотрела на меня так, будто я избивала ее. Она едва сдерживала свои слезы — еще одна черта моего характера, которую я унаследовала от матери.

Все время сдерживаться. Но Брэндан выпустил всех моих демонов наружу и теперь я не собираюсь молчать.

— Я понимаю. Тебе больно…

— Мне больно, но не из-за вас! — сердце разрывалось от болезненной агонии, которая была заперта в моей груди. Господи, да что она может понять? Эта женщина отказалась от своего ребенка. Просто так, сплавила за ненадобностью. Насколько бесчеловечной нужно быть, чтобы сотворить такое?

— Кенна, у меня для тебя кое-что есть, — только сейчас я заметила шкатулку, которая лежала на моей кровати. Сделанная из красного дерева, украшенная маленькими драгоценными камушками, которые поблескивали в приглушенном свете.

— Уходите и забирайте свои подарки! — я указала женщине на дверь, будто она была служанкой, а не королевой Франции. Мне было все равно. Терять уже нечего — сутки назад я потеряла в-с-е.

— Ты была замечательной девочкой. Моей любимой дочкой, — печально пробормотала она, опуская взгляд. — Я не жду твоего прощения. Я не знаю, что с тобой произошло и почему ты настолько сломлена…

От ее слов мне стало только хуже. Сломлена. Это именно то, что хотел добиться Брэндан. Только никакая его жестокость не способна сломить меня. Только его смерть.

— И, видимо, мы с твоим отцом не заслуживаем это знать. Не заслуживаем узнать тебя, какой ты стала… — она продолжала шептать это с опущенной головой, стыдясь моего взгляда.

Неужели она думает, что пары ласковых слов хватит, чтобы я вдруг обняла ее и обрадовалась тому, что обрела мать? Да я ее не знаю! Совершенно не знаю, и за последние месяцы я хлебнула уже столько лжи, что все происходящее кажется мне липой и подделкой.

— Но я оставляю тебе это, чтобы ты смогла узнать нас. Может, это поможет тебе вспомнить, — она нерешительно встала и подошла ко мне. Нежно провела рукой по пряди моих волос. Я думала, что меня передернет, но нет, все, что я чувствовала — это пустоту.

И несмотря на то, что в каждой черточке лица женщины я узнавала себя, я не могла назвать ее матерью.

— Я так хочу, чтобы ты вспомнила, — женщина поморщилась, в последний раз подавив слезы и выбежала за дверь так быстро, словно ее здесь и не было. На миг мне показалось, что я слышу глухие рыдания, которые эхом разносятся по пустым коридорам особняка.

Я положила ладонь на грудь в то самое место, где было сердце. Все это слишком больно.

Упав на кровать, я сняла с волос заколку в виде цветка, которого прежде не знала. Он чем-то походил на розу и был ярко-красным, цвета крови. И все же он другой.

Это был особенный цветок. Для Брэндана. Для меня.

Камелия.

«Тебе нравится ласкать меня, маленькая? Скажи, что ты никогда не отдашься другому. Пообещай. Камелия, поклянись, что ты только моя…»

Слова Брэндана терзали мой разум и выворачивали всю душу наизнанку, возвращая меня в каждую секунду, что я провела с ним.

Только твоя.

ГЛАВА 2

POV БРЭНДАН

Мне снился жуткий сон, но это было воспоминание. Я видел в подробностях каждую мелочь того дня, когда я убил Бастиана.

Как все произошло на самом деле и как я беспощадно пинал его до самого края обрыва, а потом позволил брату упасть.

Я не смел оправдывать себя тем, что это была самозащита или роковая случайность. Это не так. Я мог бы убежать, мог бы сгладить конфликт, мог бы сделать все что угодно, но это я подтолкнул его к бездне и голыми руками убил брата.

Сон был странным, потому что я видел его, как наяву. Словно смотрел фильм, где я был актером, но как бы я не старался, не мог изменить ход событий. Я не мог перестать бить его даже во сне. Я видел этот сон по кругу, пока окончательно не сошел с ума внутри собственного тела.

Потому что, когда я пришел в сознание и услышал голоса людей, уже не из воспоминаний, а настоящие, я понял, что не могу пошевелить ни единой частью своего тела. Я даже не мог приоткрыть веки, словно оказался в тюрьме собственного разума.

Это было еще хуже Адинбурга.

Единственная часть тела, которую я чувствовал, — ¬это глухое и редкое биение сердца. Изредка я даже мог ощутить ветер, овевающий мое лицо, но не более.

Я был не жив и не мертв. Я был снова заперт. И выглядел, наверняка, жалко.

Я был спящей машиной, которая нуждалась в запуске двигателя.

А потом…это случилось. Как будто в легкие вдохнули несколько галлонов кислорода.

Я широко распахнул глаза и закашлял от избытка воздуха, который непрерывным потоком принимали легкие. Меня будто били изнутри по ребрам.

После темноты закрытых век даже мрачная комната, в которой я лежал, показалась мне яркой и такой живой. Голубоватое свечение луны успокаивало меня несмотря на то, что это место больше походило на пещеру.

Я осторожно пошевелил пальцем ноги, с радостью обнаружив, что тело вновь откликается на сигналы мозга. Не спеша, я сел на твердой кушетке, и обнаружил, что почти полностью обнажен. К моей груди были приклеены какие-то присоски, которые вели к экрану, фиксирующему мой пульс. Разозлившись, я сдернул их с кожи. Мне больше не нужна помощь. Я абсолютно здоров.