Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)

- Прости, дорогая, - этот был тот, который вел себя более сдержанно, - но так надо.

Я поняла, что произойдет, еще до того, как резкий удар обжег огнем кожу лица и отбросил меня назад.

Еще через мгновение я провалилась в темноту.

Запихивая недвижимое тело девушки на заднее сиденье угнанной им машины, Аласдэр думал о том, что если исключить кое-какие нюансы, ему нравилась работа, которой он занимался. И оплачивалась она хорошо. Что уж и говорить, заказчики никогда не обижали их деньгами. Столько он не смог бы заработать и за всю свою жизнь. Одно его по началу беспокоило, это то, что их деятельность может быть раскрыта. Но и тут наниматели их не обманули. Никто ни о чем не догадывался, накормленные той ложью, которую за большие деньги придумали заказчики, выдавая ее за правду.

Да, пожалуй, отметая прочь сомнения, можно было смело сказать, что работа ему нравилась.

Но он был бы глупцом или безумцем, если бы порой не думал о том, что происходит с теми, кого они поставляют к заказчикам после того, как они оказываются не в его руках. Но он не думал. И не потому, что был глупцом, а потому, что привык за долгие годы работы не задавать подобных вопросов. Их не жаловали наниматели, а злить подобных людей, как слышал Аласдэр, было крайне опасно.

Поэтому он предпочел заткнуться и молча выполнять то, что ему было велено.

Он был Наемником, вот и всё.

Он никогда не страдал наличием совести или жалости, поэтому и занимался тем, на что его «подсадила» жизнь. Но сейчас, в эту самую минуту, глядя на связанное худенькое тельце похищенной им девчонки, ему отчего-то хотелось послать все к черту.

Макс был тем еще мерзавцем, что так ее отделал, но что уж поделать, если в напарники ему достался моральный урод! Аласдэр слышал, что многие помимо него жаловались на Макса именно за чрезмерное насилие и неоправданную жестокость, которую тот проявлял на работе. Он просто не контролировал себя, срывался и выходил из себя за считанные минуты. Кричал, ругался, истязал и, казалось, даже наслаждался тем, что творил, потому что гнев, сверкающий в его глазах, сопровождался безумной улыбкой на пол-лица.

Если бы Аласдэр сам не был наемником и не понимал, что это значит, он бы сказал, что это следствие какой-то психологической травмы, полученной им в детстве, но он старался об этом не думать вообще. У него и так была куча забот, не хватало еще возиться с ублюдком с поехавшей набекрень крышей!

Но девчонку, несмотря ни на что, было жаль. А ему за годы работы уже таким чуждым стало чувство жалости и сострадания, что сейчас оно казалось незнакомым, даже новым. И это его раздражало. Он, черт побери, не должен ее жалеть. Не она первая, не она последняя. Сколько их таких по всему миру! И все же...

Он бросил беглый взгляд на застывшую на сиденье фигурку как раз в тот момент, когда заговорил Макс.

- Какого хрена она ему понадобилась? – недоумевал он, тоже поглядывая на заднее сиденье. – И что он в ней нашел, непонятно!

Аласдэр покачал головой и, поджав губы, отвернулся от девчонки.

- Наше дело маленькое, делать свою работу и не задавать лишних вопросов, - коротко бросил он.

- И все-таки? – не успокаивался Макс, повернувшись к нему лицом. – Как думаешь, сколько за нее дадут?

Аласдэр вновь отрешенно качнул подбородком. Не его дело. И не его проблемы.

- Да ладно тебе! – ткнул Макс напарника в плечо. – Сколько? Десятку кто-нибудь хоть отвалит, как думаешь? – он гортанно расхохотался, откинув голову назад. – Хотя сомневаюсь, что она кому-то вообще приглянется. Ни кожи, ни рожи, даже и взяться не за что! Насколько я знаю, такие там не ценятся, - он презрительно фыркнул. - Да и малявка еще совсем.

«Вот именно, подумал Аласдэр. Ей не место там, куда она попадет».

- Как думаешь, - не переставал донимать его Макс, - сколько она протянет?

Мужчина сильнее сжал руль, вглядываясь в залитую дождем улицу.

«Мало. Очень мало...».

- Месяц? – допытывался Макс, не переставая ржать. – Или два? О, о, даю ей два! Что скажешь?

Аласдэр посчитал за нужное вообще ничего ему не отвечать.

Приказав не вовремя зашевелившейся в нем совести заткнуться, он нажал на газ и рванул с места.

Эта девчонка, как только он доставит ее в руки Вальтера, уже перестанет быть его головной болью и проблемой. У него появятся другие. Такие же, как она.

2 глава

Рынок

Пробуждение было болезненным.

Я хотела открыть глаза, но вдруг поняла, что не могу. Лицо было завязано какой-то материей, очень грубой, она расцарапала мне кожу лица. Хотела открыть рот, чтобы позвать на помощь, но из моего горла не вырвалось и звука. Массивный и жесткий кляп перекрывал даже приток кислорода к легким, вынуждая меня задыхаться и тяжело втягивать в себя воздух через нос. Попытавшись пошевелиться, я с ужасом обнаружила, что тело болит так сильно, будто над ним измывались весь день напролет, колошматя меня от всей души не только руками, но и ногами. Ко всему прочему, я поняла, что руки и ноги были связаны, когда попробовала приподняться на локтях, и не смогла этого сделать.

С отчаянным немым рыком откинулась на ледяной каменный пол, на котором лежала, и глухо застонала.

Заплакать? Да, пожалуй, стоило бы. И время подходящее, и место... Где нахожусь, неизвестно. Кто меня похитил и, главное, зачем, тоже. Что со мной собираются сделать, - загадка.

Даже мои похитители не понимали, зачем я понадобилась безызвестному Вальтеру, который, по всей видимости, и приказал меня похитить. Ради Бога, зачем?! Что с меня взять?! Бедная девочка детдомовка, непривлекательная, даже немного нескладная, без высокооплачиваемой работы, без богатых родителей, или родственников. У нее даже нет друзей, чтобы выплатить выкуп, если уж на то пошло!?

Или меня похитили не ради выкупа?.. А тогда для чего?! Для чего, ради Бога!?

Зачем меня похитили, кому всё это было нужно, что со мной собираются делать?! Продать в бордель? На порностудию? Трансплантировать на органы?!

От ужасающих своей реальностью, травящих мозг мыслей, жужжащих в голове, хотелось рыдать.

Эта пугающая неизвестность била по нервам сильнее кнута. Она просто сводила с ума.

Заплакать бы сейчас, зареветь, сдаться... Да вот только проявлять слабину было не в моем характере, закаленном суровой действительностью детства, проведенного в детском доме. Там не уважали слабость. Там у власти стояла сила. И там за выживание нужно было бороться.

Я снова пошевелилась, вызывая в теле сквозную тупую боль от кончиков пальцев до скованного немым стоном горла. Не сломаны ли кости? Как сильно меня били? Как долго?..

До этого меня били несчетное количество раз. И все эти разы приходились на время, проведенное мною в детском доме. С той поры прошло уже шесть лет, и я, погрузившись в относительно спокойное и тихое существование, уже успела забыть, каково это, - испытывать гноящуюся боль от избиения.