Ирис Белый - Во имя жизни! [СИ]

— Нет — вскрикнула она, пытаясь вырваться и сжать ноги, между которыми я стоял — не надо я…!

Но я не стал ее слушать, сняв штаны я накрыл ее губы своими, чтобы не кричала и при этом сильнее унизить ее и тут же забыл зачем это делаю. Ее губы были нежными и невинными, как распускающийся цветок, а еще у них был такой вкус, что я просто забыл, что я делаю, эти губы пленили меня, раздвинув их я проник ей в рот и еле сдержал стон от соприкосновения с ее языком и только встретившись с ее глазами и увидев там ужас и презрение, я вспомнив, что я делаю. но отступать было уже поздно поэтому, я быстро насадил ее на себя и замер, в шоке услышав ее крик боли и почувствовав, как разрываю девственную пленку.

— Что за…! — начал я и замолк, увидев как ее глаза полны боли и слез. Это был ее первый раз. Я стал ее первым и при этом сделал это на грязной земле! Какой же я монстр после этого! Мне вдруг вспомнилась моя двенадцатилетняя сестренка, кричащая от боли под вампиром, который сосал ее кровь и насиловал посреди улицы.

— Давай продолжай — тихо сказала она мне, бесцветным голосом — чем ты лучше «хищников»? Они вас убивают, а вы насилуете и убиваете простых людей, истребляя свою же расу!

Каждое ее слово напоминало пощечину и возвращала меня в тот день, когда вампиры вырезали мою семью изнасиловав и убив женщин и просто выпив мужчин. А то, что эта вампирша лежала подомной, не шевелясь, только сильнее заставляло меня осознавать, как же низко я опустился в своей ненависти к вампирам, что пользуюсь их же методами.

Я вышел из нее и встал с колен, быстро застегивая штаны, затем глянул на кровь, стекающую у нее между ног на грязную землю, отвернулся и отошел испытывая чувство вины и стыда за себя.

Я превращаюсь в монстра и эта женщина, кем бы, она не была, наглядно мне это показала.

Я смотрел на заходящее солнце, вспоминая день из своего детства.

— Пап, а вампиры действительно страшные? — спросил я у отца.

— Да сынок, но мы не менее страшны и отличаемся от них только двумя вещами.

— Какими же? — заинтересовался я.

— Они пьют нашу кровь, но им это необходимо для выживания и это можно понять, и они жестоки и любят насилие, а это уже понять нельзя. Если ты падешь до их уровня, значит, ты сам стал вампиром, осталось только начать пить кровь. Запомни это, неважно кто перед тобой, друг или вампир. Если ты пал так низко, чтобы применить насилие, значит, ты сам стал грязью, и тебе просто нет места в этом мире!

— Хорошо отец! — поклялся я ему и себе, что никогда не стану грязью, а потом был тот страшный день и я случайно выжив, забыл о своих клятвах, заменив честь на ненависть. И только теперь осознал, что нарушил все клятвы, которые давал, превратившись в грязь недостойную, чтобы жить. Но я не желаю так жить и я сделаю все, чтобы измениться.

Я еще долго смотрел на солнце, глядя, как оно опускается за горизонт и вырабатывал для себя кодекс запретов, которых раньше не было, а потом сказал.

— Мы переночуем тут, Сойка, помоги ей обработай раны и дай обезболивающего, утром мы ее сожжем, а пока надо относиться к ней по-человечески, нельзя опускаться еще ниже, чем мы уже пали! — Сойка только кивнула, подходя к ней, и начиная осмотр, а я посмотрел в ее глаза сверкающие гневом и непониманием, добавил — людей нам все же придется проверить так, что ты уж извини. Поэт начинай ломать убежище.

— Есть!

Я чувствовал ее взгляд, в нем было разочарование, будто она не могла понять, что же со мной случилось? Кем я стал? Словно знала меня раньше и теперь страдала, увидев, изменения во мне и от этого мне становилось только хуже. Кто она вампир и если так то, как получилось, что она невинна и почему позволила мне забрать свою невинность, не сопротивлялась как вампир, а прилагая только усилия человеческой женщины? Какой у нее план и чего она хочет?

Эти вопросы мешали мне спать. Уже давно стемнело, мы перебрались в один из уцелевших домов и зажгли в нем свет, ожидая утра и боясь уснуть, чтобы не дать врагу перебить нас во сне, спали мы по двое. Наконец поняв, что я не усну я встал и, подойдя к Танку, отпустил его спать, а сам занял его место.

— Джеймс, вампиры и их много! — воскликнула Сойка со своего поста наблюдения у компьютера, а я бросился к ней.

К нам приближалось семь белых точек и судя по их белизне семеро очень голодных вампиров. Плохи наши дела.

— Значит, эти люди не связаны с вампирами? — спросил я у женщины.

— Случайность, их наверное сегодня должны были убить, а тут вы — ответила она, пожав плечам и тут же поморщившись от боли. А я испытал непрошенное, угрызение совести.

— Так я тебе и поверил — устало сказал я ей — наверняка, вы их кормили и среди них и твой хозяин кот… — я замолчал, подавившись своими словами, увидев боль, которую нельзя передать словами.

— Его больше нет, он погиб, спасая мою жизнь и жизнь еще двадцати человек среди которых была его жена, смертная женщина.

Я чертыхнулся и наконец, сказал.

— Я сожалею!

— Не жалей, у него остался сын и этот ребенок и его родня, всегда были моей надеждой на завтрашний день — как-то странно ответила она, а потом опустила глаза, но я успел увидеть печаль в этих глазах, будто она больше не надеялась на этого мальчика.

— Где он сейчас? Он дампир? — спросил я, наблюдая за приближением точек.

— Он умер, — пожала она плечами — да он был дампиром.

Странно дампиры живут больше людей, а тут, наверное, тоже убили, но надо заняться делом, я и так отвлекся из-за этой женщины.

— Их слишком много, — сказал я Сойке — с тремя бы мы справились, но с семью… Эх, тяжело нам придется, доставайте бомбы, придется сражаться до последнего, все равно отступать нам некуда.

— Снимите наручники — вдруг сказала женщина — я вам помогу.

— А кто сказал, что ты сама нам в глотки не разорвешь — поинтересовался Танк.

— Очень хочется, особенно твоему шефу! — вдруг улыбнулась она — Но не буду, я устала от этой войны.

Мы все смотрели на нее как на ненормальную, но она будто этого не замечала.

— Так что, снимете их с меня? — поинтересовалась она, показывая нам свои наручники.

Теперь все смотрели на меня.

— Нет, — покачал я головой — я не настолько доверяю тебе, чтобы поворачиваться к тебе спиной, или доверять тебе жизни моих людей, — сказал я ей и добавил уже ребятам — пошлите ребята, нас ждет работа.

И я, пристегнув ее наручники к железной балке, вышел за дверь, вместе со своей командой, чувствуя ее недовольный взгляд на своей спине.

У меня есть две причины не убивать его. Надо остановить эту войну, и, пожалуй, на этой причине я остановлюсь. Не хочу думать о другой, слишком больно думать об этом, особенно после того, что он со мной сегодня сделал. Даже подумать не могла, что он на такое способен.