Владимир Брагинский - Noblesse oblige. Мемуары, эссе, новеллы

Начиная со второго семестра, декан нам выделил «вакантный» день и, начиная со второго курса, мы с однокурсником стали ходить в ресторан «Арагви». Разумеется, там надо было за все платить; и все же «Арагви» оказался вкусным и недорогим рестораном. Во всяком случае, стипендии было достаточно (а я получал повышенную).

Чтобы каждый «вакантный день» ходить в ресторан, мы встречались с приятелем в 2 часа дня. Ресторан уже открывался. В очереди одних разговоров о футболе было полным-полно. Да и сама атмосфера за столиком была исключительно приятной. Даже при завершении посещения, в гардеробе, нас вежливо встречали и подавали пальто.

Конечно, нужно было заплатить копейки.

Но мы старались (было принято).

Кстати, во втором семестре мы ходили на перемене на ВДНХ в кафе «Выставочное», а вечером захаживали на второй этаж в коктейль-бар.

Что же касается самой учебы, то у нас была экономическая учеба, но дисциплины, нужные на студии, мы изучали.

На этажах учились актеры, и мне как неофиту от кино интересно было смотреть на их репетиции.

Во ВГИК заглядывали известные актеры и певцы, и мы встречали их с интересом и почтением.

Нередко в залах нашего института показывали фильмы из Госфильмофонда, которые в кинотеатрах увидеть было нельзя.

Подходило к завершению время учебы, и меня вызвали на распределение. Я спросил по поводу «Мосфильма», но Барышников (пом. начальника управления Госкино СССР) сказал:

– Мы предлагаем вам работать на «Центрнаучфильме».

Не могу сказать, что это предложение меня сильно обрадовало. Но по некоторому размышлению я пришел к выводу, что необходимо соглашаться, прибыл в отдел кадров и сказал, что согласен (не было у меня иного выбора).

Да, время студенчества было интересным (чего только стоили каникулы в Болшево)!

Но юность встречала нас своими реалиями; начиналась работа, начинались студийные съемки (мне предложили должность директора фильма), и многое из студенческих времен стало воспоминанием, как чувство и радости и стремления к самовыражению, и, наверное, юность выразила себя.

Потому как учеба во ВГИКЕ (даже на экономическом факультете) была для меня несомненным достижением.

Происходило это во времена оно. Когда многое было туманным и «деревья были большими».

Кто знал, на пороге каких событий стоит моя жизнь?

Кто знал, что там, творится в прошлом?

Кто знал, что сулит нам будущее?

Вопросы, они возникли позже, они и сейчас остаются вопросами.

Но тогда…

Тогда было тихое утро, ясное небо над головой и звенящие голоса леса.

Тогда дача казалась мне Берендеевым царством, миром, полным загадок и превращений.

Впервые приехал я на дачу…

Нет, не припомню, честно говоря. Но до «фазенды» нашей надо было добираться по Казанской дороге, до станции «Быково», а оттуда уже на перекладных до искомого поселка. Вообще-то он был небольшим: лес, пруд, сельмаг, правление, словом, нехитрый набор советского быта-бытия.

Однако разнообразило жизнь то, что собиралась шумная, вострая компания юных ребятишек, которые ездили на велосипедах, играли на «воображаемые» деньги и кушали с приусадебных грядок смородину, яблоки, клубнику и… капусту брокколи.

Параллельно с нами существовало кропотливое племя цветоводов и огородников; о какие агро-споры вспыхивали между ними; какие урожаи они снимали со своих грядок и клумб!

Помню, что настоящим праздником были дни, когда любители цветов и огородов приглашали нас в свои «фрукто-бары», снять «пробу».

Дачи и участки требовали постоянного внимания, заботы, ухода, ремонта. Вся нагрузка ложилась на плечи отцов семейств; многие из них едва-едва перешагнули полувековой барьер. И многие из них хлебнули огненного лиха на полях сражений. Они были молоды, тогда, в «те баснословные года», в те «сороковые-роковые», и воспоминания о войне были для них живы и горячи, как, скажем, для нас сейчас живы воспоминания о перестроечном времени, когда мы все питали какие-то надежды.

Так вот, я помню, как 9 мая наши «почтенные дачники» собирались вместе: на их пиджаках бликовали ордена и медали, их разговоры касались фронтовой дружбы, в них мелькали названия военных операций, фамилии маршалов и генералов, странные названия зарубежных городов.

…Сейчас, из глубины будущего, бросая взгляд в прошлое, эти разговоры кажутся обыденными, а тогда все казалось странным и услышанным в первый раз, необычным, как было необычно само по себе существование государства Израиль.

Оно, это государство, казалось дальним и необычным, но когда заговорили «громко» голоса из-за бугра, стало понятным, что не так все ординарно, и что игры в доллары и «фрукто-бары» сопряжены с мыслью о далекой стране, которая недостижима и в которой есть, наверное, свои правила и своя общность.

Звучала музыка в саду, крутились пластинки, в палисадниках то и дело раздавался громкий смех; казалось, что война – это некий дрейфующий остров, отплывший не так далеко от берега, очертания еще видны, еще видны остовы зданий, еще слышен грохот пушек, но это все микширует время и пространство.

Итак, я вернусь к тому, что лето проходило весело. Конечно, дача не была похожа на современные коттеджи, которые строят теперь; да и места там было не очень много, очень часто родственники и близкие набивались, но к тесноте все привыкли, не сетовали.

Я помню те времена, когда мы прибывали на дачу на всю неделю.

Я помню те времена, когда я уже учился в вузе, затем работал, но дача оставалась по-прежнему прибежищем и уютом.

«Быково» сегодня – супер-современный район, он продолжает застраиваться быстрыми темпами, он заполнен супер-современными коттеджами. Хотя остались и прежние домики, есть пруд, и, наверное, новые дети, которым «деревья кажутся большими», играют на реальные деньги. А те, кто помнит давний майский праздник, уже не уезжает надолго на работу в Москву, потому как дача стала их новым домом, и они уже далеко не столь юны.

Когда я научился играть в шахматы?

Как ни странно, ответа на этот простой, казалось бы, вопрос у меня нет.

Хотя мне кажется порой, что это было на юге, и шахматист, который учил меня делать первые ходы, пел весело и с акцентом: