Петр Радченко - На заре

— Это как же? Жену погибшего красного партизана бить смеешь? Судить будем!.. Сейчас же верни курицу.

Гусочка съежился, сверкнул исподлобья злыми зрачками.

— Хай [10] Хай — укр. пускай, пусть. — прим. Гриня берет.

Корягин сел за руль. Ребятишки, обдаваемые сизым дымом и густой пылью, с визгом пустились за машиной.

Толпа постепенно начала расходиться. Улица опустела.

Но Соня все еще стояла у калитки и не решалась войти во двор своих родителей.

У забора, держа выстиранное мокрое рядно [11] Рядно — толстый холст из конопляный или грубой льняной пряжи. — прим. Гриня на плече, показалась дочь Белозеровой. Она возвращалась с реки. Соня узнала свою подругу. Та радостно обняла ее, воскликнула:

— Ой!.. Моя ж ты ласточка! Милая!.. Насовсем?

Соня отрицательно покачала головой.

— Нет, Клава, в гости.

Клава одернула на себе полинялое цветное платьице, протянула сожалеющи:

— Жаль. А я думала…

Соня открыла калитку. На нее набросилась собака, но узнав, начала ласкаться. Соня погладила ее, тихо сказала:

— Докукочка.

Пройдя к матери, она низко поклонилась и застыла перед нею. Денисовна остолбенела от неожиданности, затем кинулась дочери на шею, и целуя, не удержала рыдания:

— Что же ты, моя кровинка, совсем отказалась от нас?

Соня закрыла лицо черным подшалком, заплакала. Мать успокаивала ее, крепко прижимала к груди.

Дочь наконец оторвалась от нее, с трудом спросила:

— А где же батя?

— В степи с Галей подсолнухи полет, — ответила мать.

В кухне Соня сняла с себя платок, села на табуретку.

— Как живет матушка, не болеет? — поинтересовалась мать, присаживаясь на ослон [12] Ослон, ослин — небольшой столик на низких ножках, скамейка. — прим. Гриня .

— Нет, — вдруг встрепенулась Соня. — С месяц тому назад взяла меня к себе в келейницы [13] Келейник, келейница — в православии название слуги, как при должностных и сановных лицах монашеского звания (архиереях, игуменах и т. п.), так и при уважаемых монахах (старцах). В особых случаях келейник ещё не является монахом и носит одежду монастырского послушника. В обязанности келейника входит обеспечение бытовых нужд, письмоводительство и т. п. — прим. Гриня и запретила ходить на работу в поле… Теперь я рясофорная послушница [14] Рясофор (рясофорная послушница) — носящий рясу. В Греции принято называть эту степень «рясофорный послушник» («рясофорная послушница»), и греки не считают рясофор степенью монашества, относя его к послушничеству (подготовке к монашеству). Рясофорный монах отличается от рясофорного послушника тем, что ему дается новое имя. — прим. Гриня , в хоре пою… — Она расстегнула рясу, вынула из-за пазухи золотой крест. — Вот, поглядите, мама, подарила… Сама на шею повесила.

— А… с распятием, — обрадовалась мать. — Это хорошо, доченька. — И озабоченно подчеркнула: — Помещицей была твоя начальница… Меня когда выдавали замуж, ей было годика три или четыре. А когда подросла, ее отвезли в Петербург учиться…

— Она говорит, — добавила Соня, — у меня исключительный голос. По-ученому называется «сопрано»… и я в хоре пою самые высокие партии, читаю много священных книг.

— Так, так, — тяжело вздохнула мать. — Ты уже в детстве отличалась голосом: пела, как канарейка.

— Еще в церковно-приходской школе, — сказала Соня, — отец Валерьян всегда хвалил мой голос, заставлял исполнять псалмы. Помните: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста?»

— Помню, доченька, все помню, — ответила мать голосом, полным тоски и тревоги.

— А в вышеначальном [15] Высшие начальные училища — общеобразовательные заведения Российской империи, промежуточные между начальными и средними. — прим. Гриня у нас уже был свой хор, — напомнила Соня.

— Теперь всемилостивый увидел твои боголюбивые старания, — тяжело вздохнула мать, — а с ним и игуменья, святая женщина, приютила тебя, заблудшую овечку.

— Ох, мама! — неожиданно вырвалось из груди Сони.

Вечером, когда ярко-красный диск солнца коснулся горизонта, ко двору на подводе подъехали Калита со старшей дочерью Галиной и Градов с сыном Леонидом.

— Вот и наши, — обеспокоенно сказала Денисовна и заторопилась открывать ворота.

Соня увидела отца, сердце ее надрывно екнуло, затрепетало. Она боязливо прислонилась в шелковице, замерла…

Калита при въезде во двор заметил непокорную, но не взглянул на нее. Смуглокожее лицо старика, обросшее смолисто-черной курчавой бородой, переменилось: потускнело, брови нахмурились, глаза потемнели еще сильнее, стали недобрыми, сердитыми.

У сарайчика он сбросил постромки с валька, повел лошадь в конюшню. Соня, казалось, совсем приросла к земле, не спускала с него глаз, налитых слезами, видела, что он уже готов был разразиться грозой.

Стройная черноглазая Галина, с родинкой на левой щеке, также заметила перемену в лице отца, который в эту минуту даже как-то изменил свою обычную походку — ленивую, размеренную — на быструю, с резкими движениями. Лошадь навострила уши, стала поводить круглыми большими глазами — забеспокоилась: не нравился ей хозяин в таком виде.

Крупнотелый Градов, с дюжими мускулистыми руками, круглым свежим лицом и светлой бородой, взял с подводы свои тяпки, направился домой. Леонид повел в поводу за ним свою лошадь, искоса поглядывая на Соню.

Галина наклонилась к сестре, почти шепотом проговорила:

— Сонюшка, милая…

Из конюшни вышел отец. Соня почувствовала, как у нее подломились колени, земля уплыла из-под ног. Она схватилась за шелковицу и, глядя на отца умоляющими глазами, робко, со слезами прошептала:

— Батя… здравствуйте.

Отец остановил на ней суровый взгляд, молчал.

— Да… Год, как не видались, — наконец сказал он и ушел в сарай.

Сонино сердце забилось пуще прежнего. Галина прильнула к ней, тихо сказала:

— Ты хорошенько попроси батю…

Но Соня, не зная, что говорить отцу, молчала…

Галина принесла в конюшню сапетку половы [16] Сапетка — здесь — круглая корзинка с двумя ручками. Полова (мякина) — отходы, получаемые при обмолоте и очистке зерна хлебных злаков, льна и некоторых других культур. — прим. Гриня , высыпала в ясли, приготовила мешанку [17] Мешанкой называют замоченную или запаренную в кипятке кормовую смесь. — прим. Гриня и, ласково потрепав лошадь по холке, побежала к Соне, взяла ее за руку и повела в хату.

Мать зажгла лампу, и под низким неровным потолком обеспокоенно зажужжали мухи. Соня села на ослон.

Стуча тяжелыми коваными сапогами, на пороге появился отец, снял шапку и сел на лозовый стул. Разгладив бороду и положив огрубелые руки на колени, он уставил на дочь обжигающие глаза, спросил: