Альбер Камю - Калигула

Калигула.Люди плачут оттого, что все идет не так, как им хочется.

Она подходит к нему

Оставь, Цезония.

Она отступает.

Но побудь со мной.

Цезония.Я сделаю все, что ты пожелаешь. (Садится.) В моем возрасте знают, что жизнь не очень-то к нам ласкова. Но если уж есть зло на этой земле, зачем самому стараться его приумножать?

Калигула.Ты не понимаешь. Не важно. Может быть, я выберусь из этого. Но я чувствую, как просыпаются во мне какие-то безымянные существа. Что мне с ними делать? (Поворачивается к ней.) Ах, Цезония, я знал, что люди впадают в отчаянье, но не понимал, что значит это слово. Я думал, как и все, что это болезнь души. Нет, это тело страдает. У меня болит кожа, и грудь, и ноги. Меня тошнит, голова кружится. Но самое ужасное — это вкус во рту. Вкус не крови, не смерти, не лихорадки, а всего этого вместе. Стоит мне шевельнуть языком, как все вокруг чернеет. И люди делаются мне омерзительны. Как трудно, как горько становиться человеком!

Цезония.Надо заснуть, спать долго, расслабиться и ни о чем не думать. Я посижу с тобой, пока ты будешь спать. А когда проснешься, мир обретет для тебя прежний вкус. И постарайся употребить свою власть на любовь к тому, что еще стоит любить. Ведь возможное тоже должно получить свой шанс.

Калигула.Но нужно заснуть, нужно забыться, а на это я не способен.

Цезония.Тебе так кажется потому, что ты слишком устал. Пройдет время, и у тебя снова будет твердая рука.

Калигула.Только надо знать, к чему ее приложить. И зачем мне твердая рука, для чего мне это неслыханное могущество, если я не могу изменить миропорядка, не могу сделать так, чтобы солнце садилось на востоке, чтобы страдание исчезло и люди больше не умирали? Нет, Цезония, не все ли равно, спать или бодрствовать, если у меня нет власти над миропорядком.

Цезония.Ты, значит, хочешь сравняться с богами. Я не знаю более страшного безумия.

Калигула.И ты, ты тоже считаешь меня помешанным. Да кто такой этот Бог, чтобы я хотел с ним равняться? То, к чему я теперь стремлюсь изо всех сил, превыше всяких богов. Я берусь управлять державой, в которой царствует невозможное.

Цезония.Ты не можешь сделать так, чтобы небо перестало быть небом, чтобы прекрасное лицо превратилось в безобразное, чтобы человеческое сердце стало бесчувственным.

Калигула (все больше воодушевляясь). Я хочу перемешать небо и море, красоту сплавить с безобразием, из страдания высечь брызги смеха.

Цезония (становится перед ним, умоляя). Но ведь есть добро и зло, величие и низость, праведность и беззаконие. Поверь мне, это все останется неизменным.

Калигула (все так же возбужденно). А я желаю это все изменить. Я принесу в дар нашему веку равенство. И когда все выравняется, невозможное придет наконец на землю и луна — ко мне в руки, тогда, быть может, настанет час преображения для меня и вместе со мной для всего мира, и тогда люди наконец перестанут умирать и будут счастливы.

Цезония (на крике). Ты не сможешь отвергнуть любовь.

Калигула (взрываясь бешенством). Любовь, Цезония! (Хватает ее за плечи и трясет.) Я понял, что это вздор. Важно совсем другое: государственная казна! Ты ведь слышала, правда? С этого все и начинается. Теперь-то я наконец буду жить! Жить, Цезония, жить; а жизнь и любовь — вещи противоположные. Это я тебе говорю. И я приглашаю тебя на невиданный праздник, на вселенский судебный процесс, на прекраснейшее из зрелищ. Но мне нужны люди, зрители, жертвы и виновные.

Он бросается к гонгу и начинает бить в него, безостановочно и изо всех сил.

Калигула (ударяя в гонг). Введите виновных. Мне нужны виновные. А виновны все. (Бьет в гонг.) Я хочу, чтобы ввели приговоренных к смерти. Публика, где моя публика? Судьи, свидетели, обвиняемые, все осуждены заранее! О, Цезония, я им покажу то, чего они никогда не видели: единственного свободного человека в этом государстве!

При громовых раскатах гонга дворец наполняется звуками, они растут и приближаются. Голоса, бряцанье оружия, шаги и топот. Калигула смеется и продолжает бить в гонг. Появляются стражники и, постояв, уходят.

Калигула (бьет в гонг). А ты, Цезония, будешь мне повиноваться. Ты будешь мне помогать. Это будет чудесно. Поклянись помогать мне, Цезония.

Цезония (оглушенная, между двумя ударами гонга). Зачем мне клясться, ведь я люблю тебя.

Калигула (бьет в гонг). Ты сделаешь все, что я скажу.

Цезония (в промежутке между ударами). Все, что захочешь, Калигула, только перестань.

Калигула (бьет в гонг). Ты будешь жестокая.

Цезония (плача). Жестокая.

Калигула (бьет в гонг). Холодная и неумолимая.

Цезония.Неумолимая.

Калигула (бьет в гонг). И ты будешь страдать.

Цезония.Хорошо, Калигула, но я схожу с ума!

Вбегают ошеломленные патриции и с ними дворцовые служители. Калигула ударяет в гонг последний раз, поднимает молоток, оборачивается и подзывает их.

Калигула (вне себя). Подойдите все. Ближе. Я вам приказываю подойти ближе. (Топает ногами.) Император вам приказывает подойти ближе.

Все в страхе приближаются.

Быстрей. А теперь подойди ты, Цезония.

Он берет ее за руку, подводит к зеркалу и исступленно пытается стереть молотком отражение с отшлифованной поверхности.

Калигула (смеется). Вот и все, видишь? Нет больше воспоминаний, все лица испарились! Пустота. А знаешь, кто остался? Подойди еще ближе. Смотри. И вы подойдите. Смотрите. (Он становится перед зеркалом в безумной позе.)

Цезония (глядя в зеркало, со страхом). Калигула!

Калигула (меняет выражение лица, прижимает палец к стеклу и с внезапно остановившимся взглядом произносит торжествующе). Калигула.

Занавес

В доме Хереи собрались патриции.

Первый патриций.Он оскорбляет наше достоинство.

Муций.Вот уже три года!

Старый патриций.Он меня называет женушкой! Он делает из меня посмешище! Смерть ему!

Муций.Вот уже три года!

Первый патриций.Каждый вечер, отправляясь на загородную прогулку, он заставляет нас бежать за его носилками!

Второй патриций.И говорит, что бег полезен для здоровья.

Муций.Вот уже три года!

Старый патриций.Этому нет оправданий.

Третий патриций.Да, этого простить нельзя.

Первый патриций.Корнелий, он конфисковал твое имущество; Сципион, он убил твоего отца; Октавий, он похитил твою жену и отдал ее в лупанарий; Лепид, он убил твоего сына. Вы собираетесь это терпеть? А мой выбор сделан. У меня нет колебаний, предпочесть ли возможный риск нынешней невыносимой жизни в страхе и бессилии.